…Главный, я Волк-три! Колонна попала под удар, наступать не могу!

…мы залегли у деревни, нас обстреливают! Из деревни по нас ведется огонь, там в домах засели кяфиры и жиды!

…Во имя Аллаха, вперед!

…никого в живых не оставлять!

…группам, работающим восточнее линии-два, приказ отступать на северо-восток. Повторяю, группам, работающим восточнее линии-два, приказ отступать на север-восток. При отступлении соблюдать радиомолчание, противник слушает частоту.

Ничего интересного из обмена атаман не почерпнул, кроме последнего – всем группам, действующим восточнее линии-два, отступать на северо-восток. Линия-два – это большой, выложенный бетоном оросительный канал, семью километрами севернее от них. Значит, линию-один удержать уже невозможно, и оборона будет строиться по этому каналу. Потом, скорее всего, придется опять отступать.

Атаману было непонятно – почему Россия не оказывает им помощь, почему здесь нет подкреплений, почему они вынуждены сдерживать всю эту озверелую орду теми силами, которые у них есть. Или ядерный взрыв в Бендер-Аббасе уничтожил все, что создавалось десятилетиями? Неужели новый император трусит? Вчера из-за этого состоялась драка между казаками и десантниками, казаки обвинили императора в трусости, а десантники, особо не разбираясь, пошли бить морды.

Но даже если Россия и бросила их – пока останется жив хоть один человек, они будут сражаться. Потому что это их земля, и они с нее никуда не уйдут.

Но прежде всего ему надо добраться до пункта обороны здесь, на линии-один, и при этом чтобы его не убили.

Атаман хотел уже вылезти из вонючей лужи и ползти дальше, но нарастающий рев мотора заставил его оставаться на месте. Про себя он решил, что если надо будет, он нырнет в эту вонючую жижу с головой или прикинется мертвым.

Автомобиль остановился совсем недалеко, гортанный голос, выкрикивающий команды, был слышен даже через равномерное бухтение крупнокалиберного пулемета.

Серков решился вылезти на самый край воронки. Примерно в двадцати шагах от него остановился легкий грузовик, в кузове его было нечто, напоминающее безоткатное орудие Б10. Двое заряжали его, верней, один заряжал, второй прямо во время заряжания пытался навести. Еще один командовал, а последний сидел за рулем, машина была римская, «Унимог», старый – она и машина, она и трактор. Хорошая машина, в общем.

Закончив заряжать, один из террористов прицелился, второй поднял руку, готовясь дать отмашку. Прицелился и атаман.

– Аллах Акбар!

Серков четырежды, раз за разом выстрелил одиночными.

Воистину Акбар…

Оскальзываясь на размокшей земле, атаман побежал вперед к машине. Один из этих, тот, кто командовал, в незнакомой военной форме, был еще жив, на губах лопались кровавые пузыри, а сам он пытался выдернуть чеку из гранаты. Атаман выстрелил еще раз.

По нему никто не стрелял – эти не успели выстрелить по зданию, иначе бы грузовик уже пытались нащупать из крупнокалиберного. Атаман взялся за рацию, настроился на рабочую частоту, на которой работали ополченцы.

– Вызываю Шестого, вызываю Шестого, – сказал он.