Рита мертва, она похоронена, а на могиле скоро появится шикарный памятник, который Нора заказала в Италии. Рита никак не могла позвонить с того света. Просто какая-то идиотка решила поразвлечься и набрала номер, мало ли дураков на свете. Выпила и придумала веселье.

Я пытался убедить себя, глядя в черное незанавешенное окно, но ум подсказывал другое — это хотели напакостить Норе. У меня достаточно узкий круг общения, и среди приятельниц нет ни одной, способной на такой поступок. И еще одно. Если тот свет и впрямь существует, Маргоша должна сейчас гореть в аду, потому что к вратам рая ее не подпустят и на пушечный выстрел.

Около одиннадцати я вошел в ГУМ и принялся бродить по линиям. Терпеть не могу шататься по магазинам, вид прилавков навевает на меня тоску. До сих пор все вещи мне покупает Николетта. Я доверяю ее вкусу и выгляжу безупречно, но, к сожалению, сейчас придется менять имидж. В длинном отличном пальто, в безукоризненном костюме с галстуком, заколотым золотым зажимом, я выгляжу среди людей, с которыми вынужден сейчас общаться, белой вороной. Кто-то хихикает, а кто-то злится. Нет, мне нужен иной гардероб. Вчера вечером я выписал на бумажку то, в чем ходил Арчи, помощник Ниро Вульфа, и теперь приобретал вещи.

Джинсы, пара пуловеров более ярких, чем обычно, расцветок, башмаки на толстой подошве…

Истратив все деньги, я привез обновки домой и переоделся. Что ж, выгляжу я совсем неплохо, не располнел, джинсы сидят хорошо, к лицу оказался и ярко-синий свитер. Обычно я предпочитаю бежевато-коричневатые тона. А вместо пальто приобрел короткую дубленку. В новом виде я дошел до кабинета, открыл сейф, вытащил пачку долларов и увидел на полке тощий белый конверт, на котором ясным, четким почерком Норы было написано: «Вскрыть только после моей смерти. Завещание».

Повертев в руках пакет, я сунул его на место. Надеюсь, до него дело дойдет не скоро. Хотя сегодня утром мне в больнице сказали, что Нора переведена в палату интенсивной терапии и всякие посещения запрещены.

Сев за руль, я сразу понял, что управлять машиной в куртке намного удобней, чем в пальто. Наверное, давно следовало купить нечто более короткое, чем доломан из верблюжьей шерсти.

Стригусь я у Пьера. Сильно подозреваю, что в паспорте у него стоит просто Петя, но весь бомонд кличет мужика на французский манер.

— Иван Павлович, — обрадовался стилист, — стрижечка-укладочка?

— Скажите, Пьер, можно постричь меня так, — я ткнул пальцем в обложку журнала, где красовался парень с почти бритым черепом.

— Зачем? — ужаснулся стилист, разглядывая мои волосы, прикрывающие уши, — у вас такой стиль интеллигентно-романтический. Подобный вариант ну никак не подойдет, он для, э-э-э, скажем, более резких людей.

Я усмехнулся. Парикмахер явно считает Ваву Подушкина размазней, которому к лицу локоны лорда Фаунтлероя.

— Стригите так.

— Но… — попытался возразить мастер.

— Давайте, Пьер, иначе пойду в салон к Звереву.

При упоминании имени конкурента Пьер вздохнул и схватился за ножницы.

— Такие волосы испоганить, — бормотал он, щелкая железками, — любо-дорого смотреть было. Линия, густота, а сейчас! Ужасно вышло, но вы сами хотели.