— Ванечка, — робко сказала Люси, — а завтра можете пригласить меня в театр?
Я покачал головой:
— Увы, я занят.
— Тогда в четверг, — не успокаивалась спутница.
— Ладно, — согласился я, кляня себя за мягкосердие.
Через десять минут я принимал из рук Розы, матери Люси, чашку с чаем. Беглый взгляд на их гостиную мигом раскрывал состояние и положение хозяев. Богатые, но не светские. Скорей всего, нажили капитал на торговле и совсем не книгами, а, например, куриными лапами или свиными копытами. Все тут выглядело, как говорит Николеттина домработница Тася, «богато». Бронзовая люстра, весящая, наверное, пуда два, с ужасающими хрустальными подвесками, лакированная, скорей всего немыслимо дорогая мебель, красный кожаный диван и такие же кресла. Зайди Николетта в такую квартиру, она бы потом на улице скривила носик и заявила:
— Фу, какая вульгарщина!
А это, господа, самое страшное обвинение в устах светской особы. Можно быть бедным, не беда, в конце концов, позволительно выглядеть немного смешным и неуклюжим, но вульгарным никогда.
Роза подвинула мне чашку из сервиза «Мадонна». Перламутровый фон и картинка из жизни крестьян восемнадцатого века. Пастушок играет на свирели, пастушка внимает ему, оттопырив ножку. Варварское великолепие. С Николеттой бы приключились корчи при взгляде на эту посуду.
— Ну, повеселились? — поинтересовалась Роза. — Что слушали?
— Баха, — сказала Люси.
— Моцарта, — одновременно выпалил я и растерялся.
Надо же, как глупо, мы не обговорили программу. Но Люси мигом нашлась:
— Да, а во втором отделении давали «Маленькую ночную серенаду». Восхитительно.
— Потрясающе, — добавил я, — волшебное произведение.
— Мне больше по душе Гендель, — заявила Люси.
— Дорогая, у вас безупречный вкус.
— Ах, так хочется теперь побывать в опере, — сказала Люси и быстро глянула на меня.
— За чем же дело стало, милая? — подхватил я. — Завтра, к сожалению, я занят, а вот через день с огромным удовольствием повезу вас в Большой.
— Спасибо, — потупилась лгунья, — если это вас не обременит.
— Для меня только радость сопровождать вас, — пел я.
Посидев с полчаса, я откланялся.
— Люси, проводи Ивана, — улыбнулась Роза и подмигнула мне, — не пойду в прихожую.
Я натянул пальто. Внезапно спутница поднялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку.
— Спасибо, Ванечка.
— Пожалуйста, Люси, — в тон ей ответил я и ушел, ощущая на коже легкое покалывание.
Девушке надо удалить усики над губой, сбрить или воспользоваться специальным кремом.
На следующий день утром, около одиннадцати, я подрулил к медучилищу номер девяносто два. В здании шли занятия, и в коридорах не было ни одного человека. Я пошатался по рассохшемуся паркету и нашел то, что искал, дверь с табличкой «Библиотека».
В тесно заставленной стеллажами комнате пахло пылью и старыми книгами. Я вдохнул знакомый аромат и неожиданно ощутил прилив сил. Такой запах стоял у отца в кабинете. Он хранил газетные подшивки и не разрешал домработнице орудовать в этой комнате пылесосом и тряпкой.
За шкафами у окна обнаружился стол, за которым читала журнал женщина без возраста. Взглянешь слева — тридцать, посмотришь справа — шестьдесят. Дама оторвала от страницы слегка выпуклые глаза и спросила: