— В чем же проблема? По-моему, это нетрудно.

Девушка вздохнула:

— Как раз наоборот. Меня никуда не отпускают одну, стерегут, как невесту в средневековой Испании. Езжу только на машине с шофером, дома телефон всегда подслушивают… Но с вами меня бы отпустили, в театр, например.

— Не понял, — пробормотал я, — вы хотите, чтобы…

— Ой, — покраснела Люси, — и что вам только в голову взбрело. Я прошу, чтобы вы сейчас сказали Николетте, что приглашаете меня, ну, например, в консерваторию. Естественно, та сообщит маме. Вы завтра заедете за мной, посадите в свою машину, и мы отправимся якобы на концерт. Только вы отвезете меня к Севе.

— Ага, — сообразил я, — а назад как?

— Ну, договоримся о встрече, и вы благополучно вернете меня домой.

Я призадумался.

— Пожалуйста, — шепнула Люси, и ее карие глаза начали медленно наливаться слезами, — помогите. Иначе мама выкрутит всем руки, и нас потащат в загс. Думаю, вам это нужно еще меньше, чем мне.

— Ладно, — согласился я, — попробуем.

— Спасибо, — обрадовалась Люси, — век не забуду услуги.

Следующие часы протекали в светской беседе. Словом, все шло как обычно. Небольшое оживление вызвал Лев Яковлевич, появившийся с цветами, не с одной розой, а с целым букетом из роскошных растений, желтых, с кроваво-красными серединками.

— Лева, — взвизгнула Николетта, принимая подношение, — где нашел?

— У мужчин свои секреты, — усмехнулся Водовозов, — и к майонезу они не имеют никакого отношения.

Домой я попал около полуночи. Тихо, чтобы не разбудить хозяйку, снял верхнюю одежду и пошел к себе. Мое внимание привлек луч света, пробивавшийся из-под двери кабинета. Значит, Нора работает. Ничего странного в этом нет. Она частенько засиживается почти до утра, у Элеоноры бессонница.

Я постучал в дверь, а потом приоткрыл ее.

— Добрый вечер.

Хозяйка сидела спиной к двери. Мне ее поза показалась странной. Она полусвесилась из коляски на левый бок.

— Нора, — испугался я, — вам плохо?

Быстрым шагом я обошел инвалидное кресло и увидел, что моей работодательнице более чем не по себе. Из приоткрытого рта стекала прозрачная струйка слюны, глаза странно косили.

— Что? — окончательно перепугался я. — Что, Нора!

— М-м-м-м, — еле выдавила из себя она, — м-м-м-м.

Инсульт! Мигом вспотев, я ринулся к телефону и вызвал врача, потом подлетел к Норе и осторожно выпрямил скособоченное туловище.

— М-м-м, — стонала Нора.

— Пить?

— М-м-м.

Я сбегал на кухню и приволок минералку, но Элеонора не сделала ни глотка.

— М-м-м.

— Что? Ну что? — засуетился я, ощущая полнейшую беспомощность. — Чем я могу помочь?

Внезапно мутный взгляд Элеоноры сфокусировался и устремился на письменный стол. Обрадованный, я схватил лист бумаги и ручку. Но правая рука отказывалась повиноваться хозяйке. К сожалению, я слишком хорошо разбираюсь в инсультах. У моего отца их было ровно шесть. Отсутствие речи его совершенно не пугало и, по-моему, даже радовало, потому что он наконец-то получил право со спокойной совестью не беседовать с маменькой, а писать он мог, правда, правая рука его вначале не очень хорошо слушалась, хоть и не отнялась, но была как чужая. Однако отец скоро нашел выход, начал тыкать пальцами в клавиши пишущей машинки. Все воспоминания молнией пронеслись в моем мозгу, и я подкатил Нору к клавиатуре компьютера.