И вот теперь я вновь оказался в том виде, который наша домработница называла «из-под пятницы суббота». Брюки тоже были излишне длинными, они спускались «гармошкой» на ботинки. Впрочем, назвать ботинками сооружения, куда пришлось впихнуть ноги, можно было лишь с большой натяжкой. Я никогда в жизни не носил подобную обувь: грубую, вульгарную, на огромной платформе, с утрированно квадратными носами. Больше всего я напоминал сейчас себе один персонаж из дурацкой рекламы жевательной резинки. Помните этот ролик ну, когда девушка, пытаясь запарковаться, сбивает мотоцикл и видит, что к ней от телефонной будки направляется звероподобного вида рокер? Дама засовывает в рот жвачку, ослепительно улыбается, и горилла, затянутая в кожу, удаляется, забыв устроить скандал. Только не подумайте, что я походил на элегантную даму, отнюдь, я был вылитым рокером. Жутким существом, от которого еще вчера сам бы шарахнулся в сторону на пустынной улице.

Приоткрыв занавеску, я крикнул:

— Люси, посмотрите, пожалуйста!

Девушка, обсуждая что-то оживленно с продавщицами, повернулась, подошла к примерочной и уставилась на меня. В ее лице ничто не дрогнуло, но в глазах запрыгали бесенята.

— По-моему, замечательно, — констатировала она.

— Кажется, свитер длинноват, — пробормотал я, — и брюки не того…

— Что вы, мужчина, — хором сказали продавщицы, — так носят, самый накат, если короче штаны натянуть, отстой получится.

Я вспомнил, как где-то в конце семидесятых упрашивал Николетту купить мне брюки с многосантиметровым клешем, и ничего не сказал. Мода дело хитрое, придется поверить торговкам, они в этом вопросе разбираются лучше меня.

Внезапно в сердце вновь вползла грусть. А в чем я хорошо разбираюсь? В поэзии Серебряного века? Живу, словно в консервной банке, существую в замкнутом мирке, хожу, как старая кляча по одному кругу. Хотя, если признаться честно, я сильно изменился за последнее время и, как ни странно, стал выглядеть моложе. Во всяком случае, сейчас из зеркала на меня смотрел парень, правда, отвратительно принаряженный, но по виду никак не сорокалетний. Максимум, что можно дать молодцу, тридцатник. Может, явиться в таком виде к Николетте на файф-о-клок и заверить всех, что теперь так положено наряжаться в высшем свете, ну… в Испании, например? А что? Неплохая идея. Милые дамы будут изумительно смотреться в косухах.

— Замечательно, — повторила Люси, — только чего-то не хватает.

— Во, — сказала одна продавщица, — оденьте.

Я посмотрел на крохотную сережку и ответил:

— Но у меня уши не проколоты.

— Так это клипса, — сообщила она и ловко защелкнула ее на моей мочке.

— Да, — удовлетворительно протянула Люси, — вот теперь великолепно.

— Суперски, — взвизгнула продавщица, — с таким фрэндом я бы хоть куда пошла, такой модный, такой прикинутый, ну слов нет. Девки бы попадали от зависти, все при нем, косуха, гриндерсы, ну кентово, лососевый парень!

— Хорошо, — кивнула Люси, — теперь я.

Она ушла в кабинку, и девчонки стали охапками таскать туда вешалки со шмотками. Процесс грозил затянуться. Я уселся на стульчик возле обувного отдела.