Я подошла вплотную к автомобилю.
— Вам знаком Павел Брыкин?
На лице Фоминой не дрогнул ни один мускул.
— Конечно. Господин Брыкин является владельцем фирмы, перед входом в которую мы сейчас находимся, он платит мне деньги за работу.
— Вы в хороших отношениях? Часто встречаетесь?
Рита оперлась на руль.
— Первый заместитель главного бухгалтера присутствует на всех совещаниях и приходит к руководителю подписывать разные бумаги. Но мне непонятен ваш интерес, Павел Брыкин — это не личная тема, а служебная. Должностная инструкция запрещает мне обсуждать рабочие вопросы с посторонними. Если у вас есть интересы, связанные с деятельностью фирмы, запишитесь на прием у секретаря, и мы побеседуем в переговорной.
— Понимаете, — засверкала я «американской» улыбкой, — меня наняла газета «Желтуха».
Фомина заворчала:
— «Желтая» пресса интересуется мной?
— Ну да, — кивнула я.
Маргарита не сумела скрыть изумление.
— Вот уж чушь! Я ведь не принадлежу к шоу-бизнесу.
— «Желтуха» кормится любыми скандалами, она готова опубликовать статью и о так называемом простом человеке, если в его биографии есть черная тайна. Например, убийство, — злорадно сообщила я.
Маргарита взяла сумку, вынула оттуда бутылочку с водой, сделала пару глотков и равнодушно сказала:
— Отойдите, пожалуйста, от машины. Мне пора домой, извините, нет времени обсуждать глупости и участвовать в фарсе.
— Вам что-нибудь говорит название деревни Гоптево? — не успокаивалась я.
— Естественно, — кивнула Рита, — я оттуда родом.
— А почему сейчас живете в Тараканине?
Фомина вынула из бардачка темные очки и, посадив их на нос, без всякого раздражения заявила:
— Ваше поведение граничит с хамством, но секрета нет. В Гоптеве изба моей матери стояла в очень неудобном месте — на краю оврага, куда местные жители сбрасывали мусор. Я не хотела жить среди отходов, в окружении людей, смысл жизни которых — добыть выпивку. Гоптево — пристанище маргиналов, в Тараканине другой контингент, и мне представилась возможность приобрести там пятьдесят соток.
— Дорогое удовольствие!
— Я неплохо зарабатываю, а Тараканино не самое престижное место, — пояснила Фомина, — на Жуковку я не замахивалась. Извините, беседа начинает меня тяготить.
— Еще один вопрос.
— У меня нет времени.
— Я займу всего пять минут!
— Если не отойдете, я позову охрану, — пригрозила Фомина.
Но я решила не отпускать добычу.
— Гоптевский детский спецдом. Хорошо знаете это скорбное место?
Рита побледнела.
— И что?
— Вы ведь там работали? Посудомойкой на кухне?
Фомина поджала губы.
— Глупо это отрицать, — продолжала я. — Один запрос в архив — и правда вылезет наружу! И зачем стесняться трудовой биографии?
Рита искоса посмотрела на меня.
— Говорите конкретно, что вам надо, хватит ходить вокруг да около, выкладывайте, зачем пришли. Предупреждаю сразу: мне не слишком приятно говорить о времени, которое я провела на кухне интерната, надраивая кастрюли, но ничего постыдного в том занятии не вижу. Я была очень молода, едва справила двадцатилетие и не знала, как распорядиться своей судьбой. Но потом в голове появились трезвые мысли, я поступила в техникум, попала в институт. Я сама себя сделала! И если вы предполагаете, что можете меня шантажировать происхождением из социальных низов, то вы просчитались. Повторяю: я не люблю вспоминать свою юность, но ничего зазорного или преступного в ней не было.