Маханов усмехнулся:
– В Москве вас за это по головке не погладят.
Шелестов улыбнулся, но тут же стал серьезным:
– Вынужден довести до вашего сведения, товарищ Маханов, что группа имеет задачу доставить вас живым в Москву, в противном случае – предоставить товарищу Платову и Берии доказательства вашей гибели. На этот случай у нас имеется фотоаппарат.
– Вот как? – стрельнул глазами Маханов.
– А как вы хотели? Руководство не может допустить, чтобы вы попали в руки врага, отсюда и такая задача. Так что, не делайте глупостей. А немецких прислужников без вас накажут. Вы хорошо поняли меня?
– Да, товарищ майор.
– Ну и славно. Что там у нас в деревне?
До леса доносились обрывки фраз: говорил немецкий офицер, переводил приехавший с ним человек в штатском, рядом с ними стояли Тетерин и Коробов, вокруг – все население деревни.
– Вы обязаны работать как… послушайте господин Те… его помощника гос… За саботаж… смерть… за… смерть… за… смерть… плата рейхсмарки… немецкое руководство… награждение за нахождение… и Кулько… Вы теперь свободные… сегодня… завтра все должны быть на работе…
Народ стоял и слушал молча. Коробов переминался с ноги на ногу, Тетерин старался не смотреть в глаза людям.
Выступление немецкого офицера затянулось.
У машины Коробову была выдана немецкая форма, кобура с пистолетом и винтовка «Маузер» с подсумком. Оружие получил и председатель колхоза. Затем немцы проехали к подворьям парторга Кулько и председателя сельсовета Бобрина. Обложили хаты соломой, облили бензином и подожгли. Строения мгновенно вспыхнули ярким, почти без дыма, огнем.
Маханов потряс головой:
– Не могу понять.
– Что? – спросил Шелестов.
– Еще совсем недавно и Бобрин, и Кулько, и Тетерин – все вместе руководили колхозом, а сейчас Тетерин вдруг перешел к немцам? Он не может не знать, куда делись председатель сельсовета и парторг! А еще Сенька Коробов. Ведь убежденный же комсомолец, на собраниях выступал.
Шелестов сказал:
– Не следует ничему удивляться, Николай Иванович, время настало сложное, с ходу не разберешь, что к чему.
Спалив хаты председателя сельсовета и парторга, немцы выстроились в колонну и двинулись дальше по дороге. Тетерин что-то сказал людям, и они пошли по домам. Коробов успел переодеться и теперь красовался в полевой форме Вермахта без знаков различия, обутый в яловые сапоги; на рукаве куртки мышиного цвета красовалась повязка с надписью по-немецки. На ремне кобура, за плечом винтовка. Кепка лихо сдвинута на затылок.
– Сволочь! – проговорил Маханов.
– Все, отходим, – скомандовал Шелестов.
Николай удивился:
– Как отходим? Куда?
– Есть место. Но до него еще дойти надо. Вы, Николай Иванович знаете руководство райкома?
– Откуда? Только наших деревенских.
– Ладно, отходим в лес.
Пошли на запад.
Маханов ничего не понимал, впрочем, и офицеры группы – они тоже не имели ни малейшего представления, куда их ведет командир.
А Шелестов, помня инструкцию Платова, вел людей к месту, где должен был находиться партизанский отряд. Вел по памяти, в которой ясно отложилась штабная карта.
Через два с половиной километра вышли к буераку. Слева начиналось болото. По вершинам сухого оврага росли кусты.