– 22 июня, в воскресенье, когда немец напал.

– Не слышал я о том случае. Но, – старик хитро посмотрел на собравшихся, – кое-что странное в тот вечер произошло.

Офицеры переглянулись. Анастасия собрала со стола, прохромала в сени.

– Что произошло, Яков Михайлович? – спросил Шелестов.

– Может, имеет к Маханову отношение, а может, и нет. Мы с соседом Агафоном, щас его уже нет в Олевске, вечером того дня, как только схлынула ихняя авиация, переправились на тот берег. У нас гуси там паслись. Забрать надо было, пока не побили. Переправились, забрали гусей, их всего-то и было пять штук, пошли обратно к берегу. Глядь – одной лодки нету. Поглядели, а она на том берегу. Кто-то, видать, без спросу переправился. Ну Агафон сплавал туда, мою посудину перегнал. А на сиденье-то – капли крови.

– Крови? – в один голос переспросили офицеры.

– Да. Раненый переплывал или повредившийся какой. Щас, понятное дело, на лодке и следа не осталось – помыл я ее, а тогда точно была кровь. Агафон, кабы не уехал, подтвердил бы, он тоже видел.

– Поня-я-я-тно, – протянул Шелестов. – Мы, Яков Михайлович, можем воспользоваться вашей лодкой?

– Да берите, все одно немец придет – заберет.

– Ну, до этого может и не дойдет.

– Дойдет. Самолеты германские листовки сбрасывают, в них по-русски написано, чтобы люди не уезжали, скоро новая администрация придет, и все как прежде будет, даже лучше. И все в таком смысле. Сам я листовку эту не читал, сдалась она мне, другие читали да пересказывали.

В разговор вступил Буторин:

– Вот вы, Яков Михайлович, вроде как от советской власти пострадали, а прихода немцев не желаете? Отчего так? Ведь вы для них – пострадавший от Советов, значит, вас не только не тронут, а еще и должность хорошую предложат, паек дадут или что там у них на этот случай положено.

Сабаров усмехнулся:

– Меня, молодой человек, не советская власть осудила, а сволочь разная. У нее, вишь, от высоких чинов голова кругом пошла. От безнаказанности озверели. Но – что было, то прошло. Выпустили, и слава богу. Я на советскую власть зла не держу. А немцы мне здесь на черта не сдались! Плевал я на их новый порядок, на должности и пайки. Да и кому я, старый, нужен? Лишь бы не трогали нас с Настей, да она, убогая, им тоже не нужна.

Анастасия когда-то давно сломала ногу, а врачи неправильно вставили кость, от того и хромота получилась.

– Да, странный вы человек, – проговорил Шелестов.

– Да вы сами-то такие, – Сабаров снова прищурился, – сами же сидели недавно. Сиделец сидельца сразу узнает. Или, скажете, не так?

Коган смутился. Выручил Шелестов:

– Не так, Яков Михайлович, но не надо сейчас об этом.

Старик усмехнулся:

– Ладно, понимаю. Ночевали-то где, в сарае?

– Да.

– Двое ко мне могут перейти, а двое у Настасьи уместятся. Нечего по сеновалам без баб лазать.

Напряжение спало, все разом заулыбались.

– Спасибо, Яков Михайлович, но сегодня мы ночевать не будем. Прогуляемся до места, поищем следы Маханова. Если и вернемся, то за полночь.

– Вы, главное, засветло в городе не показывайтесь. А сюда приходите с прохода, он от Прибрежной как раз через Чистую, к центру, ведет. Перемахнете через плетень и будете во дворе, он как раз низкой городьбой, только для порядка, обнесен. Собак мы уберем.