Шли по двое на расстоянии прямой видимости. Двигались осторожно, не спеша, осматриваясь и прислушиваясь. Ночью авиации опасаться нечего. Немцы летали строго по графику и только днем; ночью офицеры люфтваффе предпочитали отдыхать. Это группе Шелестова было на руку.
К полуночи прошли Речную улицу (знали бы офицеры, что именно здесь находился Маханов!), вышли на Чистую. Шелестов остановил группу, глянул на Когана:
– Дальше идешь один, Боря. Если твои родственники на месте и готовы нас принять, подашь сигнал фонарем, а мы пока в кустах посидим.
– Есть, командир.
– И аккуратно там, могут быть патрули.
– Вряд ли. Мало в райцентре наших осталось, а тем, кто есть, работы хватает и по охране значимых объектов.
– И все равно – аккуратно.
– Понял.
Коган исчез в темноте – пошел, прижимаясь к кустам, которые росли вдоль всей улицы.
Он дошел до дома № 10. Перепрыгнул через калитку. Залаял пес, но потом смолк, признав своего. На шум поднялась с постели Анастасия Степко. Отодвинув занавеску, выглянула на улицу и отшатнулась, увидев в палисаднике незнакомого мужчину.
Коган тихо постучал в окно.
– Кто там? – робко спросила женщина.
– Настя, это я, Борис.
– Боря? Откуда ты?
– Впусти, расскажу.
– Сейчас, иди к крыльцу, я только оденусь.
Она открыла дверь, капитан прошмыгнул в сени. Оттуда – в комнату, где горела керосиновая лампа. Присел на стул у круглого стола.
– Ты как тут оказался, Боря? Ведь тебя же…
Коган улыбнулся:
– …арестовали и отправили в лагерь?
– Об этом Люда писала. Как еще сама-то осталась на свободе?
– У нас все нормально. Давай договоримся: ты ничего не спрашиваешь, как и почему я здесь оказался. Скажу одно: я оправдан и занимаюсь прежней работой, но в режиме строгой секретности. Тебе лучше ничего не знать.
– Вот как? Я рада, хотя чему тут радоваться? Такое творится: люди словно взбесились – берут приступом поезда, набиваются в вагоны, а составы по дороге бомбят немцы.
– Много ли жителей осталось в райцентре?
– Не считала. Но, судя по нашей улице, многие остались. Да куда ехать-то? Тут наши корни.
– Я закурю?
Анастасия поставила на стол пепельницу:
– Как умер муж, здесь еще не курили.
– Тогда, может, я не буду?
– Кури, кури. Мой дымил – не продохнуть.
– Как отец?
– Нормально.
– По-прежнему по соседству век коротает?
– А где же ему быть? Работает, охотится, но уже реже – здоровье в лагерях подорвал. Ему всего шестьдесят пять, а на вид – больше семидесяти.
– Да, лагеря здоровья не прибавляют. Знаешь, Настя, а я не один.
Женщина удивилась:
– Не один? С Людмилой?
– Нет, с товарищами по работе.
– И что у вас за дела здесь?
– Потом расскажу. Мы можем временно остановиться у вас с Яковом Михайловичем, но так, чтобы никто об этом не знал – ни соседи, ни милиция.
– Милиции тут человек десять осталось. Партийные уже эвакуировались вместе с семьями. На днях вся власть съедет ближе к Киеву, а то и к Москве. И что будет – неизвестно. А еще говорят, немцы недалеко. Со дня на день войдут в Олевск. Наши войска отступили за Терев. Много народу погибло… А остановиться? Да ради бога! Вот только с провизией у нас плоховато.