– Не понимаю, – сказал он.

Едва она вытащила его из гостиницы, свет у них за спиной погас, и все шесть этажей, включая фойе за стеклянными дверьми, погрузились в полную темноту.

– Финита ля комедия, – сказал Филя, задирая голову и озираясь на потемневшую громаду у себя за спиной. – Все свободны.

Он повернулся и застыл на месте с открытым ртом, из которого, как из притихшего гейзера, тут же повалил густой пар. Мимо гостиницы бесконечным потоком шли люди.

Они двигались по проезжей части, по тротуару, по местам для парковки, даже по гостиничному крыльцу. Редкие фонари, цедившие в туман желтоватое подобие света, еще выхватывали из темноты эту черную колышущуюся массу, но кто-то уже отключал их один за другим, и со стороны центральной площади накатывалась абсолютная тьма. Окна в доме напротив мигнули и тоже погасли. Плывущая по проспекту толпа подсвечивалась теперь лишь фарами застрявших в ней автомобилей. Беспомощные, как спасательные плотики в океане после крушения лайнера, они источали мутноватый свет, вырывая из темноты бесконечные спины и клубящееся дыхание многотысячной людской толпы.

Завороженный этой картиной Филиппов очнулся от сильнейшего прокола в мочку левого уха, что было верным, хоть и давно забытым признаком обморожения. Рита уже тащила его куда-то за угол гостиницы, а он растирал ухо, автоматически отхлебывал мгновенно заледеневшее вино и все никак не мог избавиться от чувства, что все это снится, что над всем этим толща воды – километры, мегатонны Ледовитого океана, и все эти жители подводного царства затеяли свой молчаливый исход в поисках суши, земли обетованной или, наоборот, ищут себе местечко поглубже.

В машине, где тепло пронзило его еще острей, чем до этого холод, и где его тут же начало бить мелкой дрожью, Филя попытался сосредоточиться на том, о чем громко заговорила Рита, прыгнувшая на сиденье рядом с водителем, но потом понял, что она говорит уже довольно давно – просто он услышал ее только сейчас, как будто снаружи был космос, и звуки в нем не доходили.

– … у него и рожа такая мерзкая – как у моллюска. Ктулху недоделанный…

– Что? – сказал Филя, вглядываясь в плотную безликую массу, которая угадывалась за окном. – У кого рожа?

– У следователя, у Толика этого. Он мне, прикиньте, говорит – называй меня Толик, если встречаемся не в ментовке. Я ему тогда говорю – а зачем нам встречаться где-то еще? Там-то у себя он не Толик. Там он весь такой Анатолий Сергеевич… Анатолий Сергеич Ктулху. Щупальца прячет под столом.

– Какие щупальца? – Филя, не отрываясь, смотрел в окно. – Куда они все идут?

Рита включила лампочку у себя над головой и повернулась к Филиппову.

– Я же вам говорила в гостинице. В городе перебои с теплом. Что-то случилось на ГРЭС или на ТЭЦ – не знаю, как там у них это называется. По радио сказали – скоро починят. Но с работы всех отпустили. Домой люди идут.

– Значит, сейчас вечер?

– Да.

– Понятно… А почему их так много?

– Я же говорю – всех отпустили. Весь город идет. Тут еще студентов полно. В универе КВН был.

– А почему пешком? Автобусы тоже перестали работать?