— Кто у вас старший?

— Ну, я… Значит, ты мне не снишься майор? — Мурло уже более осмысленно смотрело на нас.

— Во-первых: надо говорить товарищ майор. Во-вторых: не снишься — а не снитесь. Я с тобой на брудершафт не пил. Ваше воинское звание и фамилия.

— Да ладно, майор, хорош в армию играть, — то ли от безбашенности, то ли от непонимания ситуации мурло наглело. А может в нём ещё вовсю бродил алкоголь, — нету армии… Нету Красной Армии. И мы с тобой сейчас не на плацу, а глубоко в тылу у немцев. Давай лучше побазарим… Тут деревень море, а власти никакой. Немец далеко и мы тут хозяева. Пойло, бабы — всё наше… Подумай, майор, тут такие дела вершить можно…

— Даааа… ты оказывается совсем не въехал в ситуацию, — я достал вальтер и выстрелил между ног старшего, — это я тебя в плен взял, это у меня люди вооружённые кругом стоят. Если ты и дальше так разговаривать будешь, я тебе ногу прострелю. Опять задаю вопрос — Воинское звание, фамилия.

Мурло от выстрела сильно вздрогнуло, а остальные двое услышав про плен сразу подняли руки вверх.

— Хорошо…, хорошо… Зачем только стрелять? Сержант Никифоров я.

— Имя, отчество, воинская часть…

— А это зачем? Тем более, что полка то уже и нет, — сержант продолжал по инерции сопротивляться.

— Как зачем? Для приговора. Старушку, которую ты ударил в грудь — вчера схоронили. Убийство. Грабёж местного населения. Попытка изнасилования. Вот так вот. В военное время вплоть до расстрела.

— Не пугай… Не имеешь права, майор. Ты не прокурорский. И без следствия не имеешь ни какого право нас судить.

— Ты на себя в зеркало смотрел? Если бы не сказал, что ты сержант, ни за что бы не подумал. А я, видишь? Форма, знаки различия, побритый. Солдаты и сержанты при всех своих регалиях. Вооружены немецким оружием. Значит, мы воюем. А исходя из этого я, майор Третьяков, являюсь здесь, в немецком тылу, представителем Советской власти. Командиром Красной Армии. И следствие проводить не буду. Мне достаточно жалоб местного населения, которое и указало ваше место. Не хотите говорить — не надо. Так безвестно и будете расстреляны.

— Товарищ майор…, товарищ майор, — очнувшись, заголосили остальные двое и на коленках шустро двинулись в мою сторону. Но Увинарий сильным толчком ноги опрокинул их на спину. Те тут же поднялись на колени и, не опуская рук, опять заголосили.

— Товарищ майор…, товарищ майор, не виноваты мы. Это всё сержант Никифоров. Это он старушку ударил и девку тоже он хотел отъе…ть… Он нас заставлял…, а мы его подчиненные и он наш командир отделения…

— Ууу…, курвы. Как жаренным запахло, всё на меня свалить решили… А кто самогонку в три горло жрал? А кто хихикал, вот тут у костра и говорил, какая прекрасная жизнь? Суки… Ты, майор, меня послушай. Ты кого слушаешь? Это ж деревенское мужичьё? Мы завтра до своих дойдём, а они под немцем будут жить и посмеиваться над нами. И их кормить. Да это кулачьё недобитое… Старухе вообще нечего было лезть под руку… её мужик стоял и молчал, а она нас — красноармейцев ругала и советскую власть тоже. Вот и получила холуйка немецкая. А девка, так она сама хотела. Так что нечего тут базарить и их защищать. Давай расходимся. Даю честное слово, что завтра нас тут не будет. Пойдём на восток до своих. Ну что, договорились? А хочешь вместе пойдём? Под твоим началом. А?