Мужчина весь подобрался и, напряженно покачиваясь, – как кобра, готовая рвануться вперед, – перебрасывал нож из руки в руку.

Мейнард смотрел поверх пистолета, вдоль ствола, стараясь держать на прицеле открытый рот мужчины.

Мужчина взвизгнул и прыгнул, и Мейнард выстрелил ему в лицо. Пуля 32-го калибра была слишком маленькой и слишком быстрой, чтобы остановить мужчину, так что, хотя он и умер, будучи еще в воздухе, – пуля прошла через левый глаз и вышла за правым ухом – он продолжал движение. Его труп, ударившись о планширь, упал на палубу к ногам Мейнарда.

Мейнарда охватило отвращение. Он уставился на поднятое кверху лицо, на один – безразличный – глаз и на сочащуюся кровью полость, где раньше была его пара. Несколько секунд назад это был человек, теперь же – просто мясо, падаль. Он вызвал эту перемену, передвинув палец на одну восьмую дюйма.

– Папа! – крикнул Юстин.

Всего лишь секунда потребовалась Мейнарду, чтобы предупреждение проникло в неразбериху его мыслей, но он опоздал: темнокожий мальчик бросился на него, как гиббон, – ноги сомкнулись на его талии, одна рука вцепилась в лицо, другая дико размахивала топориком, зубы клацали около его лица и шеи.

Мейнард ничего не видел. Он попытался оторвать от себя мальчика, но это было все равно что отрывать щупальца спрута: как только он отрывал одно, другое его царапало, ударяло или резало. Пистолет выпал из его руки.

Мейнард, спотыкаясь, отступил назад. Подняв руку, он захватил клок волос, но не успел он потянуть за них, как мальчик повернул голову и прокусил его пальцы до костей. Топор бил его в спину – мелкими, режущими ударами, рвущими кожу. Рука вцепилась в его глаза, стараясь влезть в них. Он остановил одну руку, затем другую и ощутил, как зубы впиваются в его щеку. Тогда отпустив руку, он ударил кусающийся рот, и отпущенная им рука воткнула палец ему в ухо.

В голове пронеслась мысль: за борт! Там мальчишке придется отцепиться. Он вслепую сделал несколько шагов, глубоко вдохнул и прыгнул.

Он услышал странный, пустой, взрывной – тем не менее отдаленно знакомый – звук; так однажды школьный автобус, в котором он ехал, ударился в дерево, заскользив на льду. Звук превратился в тихий шум, и он оказался на вечеринке, в “Тудей” – кого-то там провожали на пенсию. Почему на вечеринке такой шум? Кто-то попытался с ним заговорить, но шум заглушал его голос. Затем гости вышли на улицу, была зима, – и ему стало холодно.

Затем шум утих, и не осталось ничего. Мальчик выбрался из-под Мейнарда и оставил его лежать на палубе, с головой в стоке под навесным мотором. На самом моторе, на стальной скобе, остался клок волос – там, где Мейнард ударился головой. Мальчик, свесившись с кормы, помог девочке влезть на палубу. Она дрожала от долгого пребывания в воде. Протянув руку за голову, она попробовала выгатить из платья резиновую трубку, но не смогла ее достать. Мальчик протолкнул трубку вниз. Она была вроде перевернутой буквы “У”. Мужчина и мальчик, держась за ее ноги, дышали сквозь эту трубку.

Юстин стоял за рулем и смотрел на тело отца. Кровь из раны на голове Мейнарда стекала по его шее в канавку, перемешивалась с отработанным маслом и водой, и вытекала через отверстие в борту. Юстину хотелось подбежать к отцу, смягчить его боль и упросить его очнуться. Ему хотелось, чтобы отец встал, и улыбнулся, и сказал, что все это было шуткой. Его трясло, хотя холодно ему не было, и зубы его стучали.