Сын скоро вернется, она на радостях мне и призналась, что в то утро, когда Евдокию убили, она тоже в шесть утра на службу церковную шла, как обычно. Майя живет на третьем этаже, значит, выходит она из квартиры, Евдокия где-то наверху ведрами гремит. И вдруг лифт вниз поехал, Майя думала, что это Евдокия за чем-нибудь спускается, и спряталась за решетку, которая батарею закрывает, там угол темный.

— А чего же она Евдокию боялась? Самое страшное та ей уже сделала.

— Она не Евдокию, а себя боялась, говорила, что не может с Евдокией встречаться, хотелось убить ее на месте. Учтите ее состояние, — добавила Маргарита Ивановна, — от сына ни слуху ни духу, ясно только, что он в Чечне, а Евдокия ведь при встрече обязательно норовила спросить, как сыночку служится и пишет ли маме письма.

— Ну и сволочь!

— Да уж, такая была. И вот, спряталась она, а тут открывается входная дверь и входит человек.

— Какой человек? — вскрикнула Надежда.

— Вот и к делу подошли. Майя говорит — человек как человек, нормальный, в общем. Мужчина, нестарый еще, но в возрасте. Росту невысокого, но крепкий по виду. Волосы седоватые. Никаких особых примет она не обнаружила, разве что голову немного набок держит. И шеей так поводит, как будто ему воротник мешает. Майе не хотелось, чтобы он ее заметил, неудобно было, что прячется.

— Может, это ей жизнь спасло… — пробормотала Надежда. — Ас чего вообще-то она взяла, что это убийца?

— А с того, что одет был мужчина в куртку неприметную и как-то странно ее придерживал И Майя потом только догадалась, что у него снизу торчало.

— Что торчало — нож? — недоуменно спросила Надежда.

— Да не нож, — досадливо отмахнулась Маргарита Ивановна. — Стебель розы.

Она насладилась произведенным эффектом и продолжала:

— Понимаете, роза-то ведь была на очень длинном стебле, я точно помню.

— Эти розы, темно-красные, всегда с длинными стеблями, сорт такой, — радостно подхватила Надежда. — Не мог же он нести ее на виду, кто-нибудь бы заметил и потом вспомнил. Он спрятал ее под куртку, нес осторожно, чтобы не сломать, поэтому и придерживал куртку, а роза ведь могла соскользнуть вниз. А дальше что было?

— Дальше Майя выскочила на улицу, пока он поднимался наверх, потому что лифт приехал пустой, это Евдокия просто спускала ведра с грязной водой. Майя пошла себе в церковь, а про человека и про розу догадалась уже вечером. Когда ей рассказали, что Евдокию убили. И никуда, естественно, не обратилась, потому что испугалась, что на нее подумают — мотив-то у нее был самый что ни на есть распрекрасный.

— А теперь что изменилось? — Надежда внимательно посмотрела Маргарите в глаза.

Та ответила ей таким же внимательным и дружелюбным взглядом.

— А теперь сын живой оказался. Опять же Рождество на носу, а Майя верующая.

Захотелось ей доброе дело сделать, но в милицию идти боится, станут спрашивать, почему раньше не сказала и так далее. Опять же мотив.

Надежда сообразила, что неугомонная ее соседка Мария Петровна проболталась Маргарите про капитана Сергея Гусева и про то, что Надежда кормит его ужинами и даже иногда завтраками. Маргарита Ивановна воспользовалась больным Надеждиным зубом и решила убить двух зайцев. С одной стороны, ей не хотелось подводить соседку, а с другой — быть замешанной в укрывательстве убийцы. Поэтому она вроде бы случайно поведала всю историю Надежде в виде обычного бабьего трепа, оставив дальнейшее развитие событий на усмотрение Надежды.