Соверши он один единственный неверный шаг и государство развалится. А что случится самое безобидное от любой ошибки? А то, что империя потеряет свои заслуженные позиции на мировой арене… А внешняя политика вместе с внутренней?

Аш волосы от дум этих шевелятся, и начинают слезать с головы.

Да может случиться всё, что угодно! Тут же нет съездов всяческих с партиями, парламентариями, орущими лозунги с трибун, и иной лабудой, называемой институтом общественной власти с делегированием различных полномочий правительственным органам и ведомствам. Вся здешняя государственная машина сводится к воле одного человека. В основном. А всякие иные организации обязаны исполнять распоряжения монарха.

М-да уж… Царь — самодержец. Caesar — ipse est autocrat.

А в моём мире? Ну разве не абсурд управление государством на ограниченное время? Бац — порулил страной года эдак четыре — а потом хоть трава не расти!

Ну, а тут, в этом-то мире? Вот вам империя для пожизненного управления всем поколениям вашего рода… То есть, накосячил кто-то из родственников — сами и расхлёбывайте, иначе вам снимут попросту голову, например, недовольный народ… Всему семейству. Сразу. Хе-х!

И наш Иван не подкачал! Достойно держался. А ведь он просто молодой парень, такой же, как я или Гришка Распутин…

Я не имею понятия, что именно говорил ему раненый Император, когда Иван склонился к нему. Мне так некомфортно и неуютно в этой атмосфере эпичности, что я даже взглянуть лишний раз побоялся на человека в кровати. И этим всё сказано.

— … Да будет так! — из дум на разные темы меня вырвал голос Председателя Верховного Протектората Магии Рун Империи Руссии. — Когда придёт время то вы, Ваше Высочество, кровный наследник и правопреемник престола, примите бремя Великого Государя, Царя всея Руссии, как и иных многих государств и земель, восточных и западных, и северных. И будете вы и отчич, и дедич, и наследник, и Государь, и Обладатель. Наречённый родичами Иваном Петровичем Годуновым — Император Великой Руссии, — прозвучали заключительные слова длинной речи Пожарского.

А потом настало время принесения клятвы на крови о неразглашении тайны, а заодно и о присяге, данной будущему преемнику трона.

Мою ладонь проткнули длинной иглой, навершие которой украсил череп какой-то злой гадины. Кровь, кстати, не полилась из раны, а пропала, впитавшись в металл булавки-переростка. Боли я тоже не почувствовал. Короче — ничего страшного и сложного в этой клятве я не обнаружил.

Потом все вернулись в кабинет, где состоялась недолгая церемония прощания с добрыми напутствиями, как и с пожеланиями удачи во всех начинаниях. Друзья, будучи уже вместе с новым членом нашей банды бабушек, а именно с Ксенией Петровной Пожарской, покинули кабинет.

А вот меня придержал Архимаг Пожарский. Особо не мудрствуя, прям за рукав.

— Итак, Феликс Игоревич, — заговорил он полушёпотом, когда основная группа отдалилась по коридору. — Что же вы задумали? Я имею ввиду общий план сохранения жизни Его Высочества? — он огласил причину своего беспокойства, которое так усиленно скрывал.