Максим наконец-то рассмотрел ребенка. Это была премиленькая девочка лет шести, классическая голубоглазая блондинка. Она, ошалев от происходящего, смотрела то на толстяка с пистолетами, то на державшего ее Максима.
— Ну вот, — сказал Толик, — смотри, держи ее осторожно, будущая Клаудиа Шиффер.
Сказано было вовремя, потому что из коридора донеслись выстрелы, да и пиво из опрокинутых кружек вытекало обратно в цех. Максим посадил девочку себе на шею, схватил один мешок и выстрелил в коридор. Толстяк тоже выстрелил, и они решили пробиваться к выходу из цеха.
Выход находился как раз напротив выхода из коридора, так что убегающие могли в любой момент оказаться под огнем преследователей. Стоило поспешить, но бежать с девочкой на руках и с мешками было тяжело. Впрочем, преследователи тоже застряли в коридоре, видимо, поскользнулись на пиве и с грохотом повалились. «Прямо как стадо свиней», — снова вспомнил Толик Панурга. Из коридора опять донесся громкий русский мат, и Максим переглянулся с Толиком. Когда преследователи, вытолкав наконец вагончик, оказались в цехе и увидели убегавших, те были еще на приличном расстоянии от двери. Расстреливай — не хочу.
Толика, однако, взять было не так-то просто. Был он мужик запасливый и в германский вояж захватил с собой гранату. На всякий случай. Снова продемонстрировав необычную для толстяка стремительность, Толик нежно, но сильно (как сказала бы Ася, будь она здесь) зашвырнул гранату в нападающих. Взорвалась она как раз между двух огромных емкостей, которые с готовностью извергли свое содержимое на врагов. Ожидала ли их страшная, но мужественная смерть в пивных волнах или нет, беглецы досматривать не стали и быстро выскочили из цеха, естественно, вместе с девочкой и рюкзаками.
Снаружи, к счастью, пока никого не было. Быстро забаррикадировав дверь двумя бочками, которые тоже оказались пивными (тут, видно, все было пивным), беглецы перевели дух. Максим опустил мешок на землю, снял девочку с изрядно уставшей шеи, пересадив ее на левую руку, и картинно выставил вперед пистолет.
— Ну да, да, прямо русский воин-освободитель в Трептов-парке. С поправкой на девяностые годы, — пробурчал Толик, — вместо меча пистолет с глушителем. Все расскажу твоей Асеньке, все в ролях. Она сразу вернется. Такие мужественные парни не бывают извращенцами. Как там девочка твоя?
Максим осторожно опустил ребенка, наверно, оглохшего от стрельбы, на землю. Угостить малышку было нечем, поэтому он достал и протянул ей зеленую купюру. Девочка сразу выхватила ее из рук и куда-то убежала.
— Ага, братская помощь несчастному немецкому народу, — не унимался Толик, — сначала ты их будущую фотомодель от пуль спасаешь, потом от пивного потопа, а теперь устроил план Маршалла. Ты хоть видел, сколько ты ей денег дал? В Москве этого тебе бы на пять баб с обложки «Плейхауза» хватило. Она сейчас на радостях пирожных обожрется, растолстеет, покроется прыщами и…
Толик недосказал, что будет дальше, потому что в дверь хорошо долбанули, аж пиво выплеснулось, и снова послышался русский мат. Беглецы синхронно подняли пистолеты и синхронно выстрелили в дверь. Потом они спокойно, зная, что все нападающие убиты (если бы их было много, то этот выход они наверняка бы перекрыли), откатили пивные бочки и вытащили на свет истекающего кровью громилу в кожаной куртке, который со словами «Конец вам, суки!» испустил дух.