— Не знал, что тут с нами пили русские, — сказал Толик Максиму, высовываясь из-за перевернутого стола и стреляя наобум в сторону двери.
— Я думаю, они только что зашли и собирались выпить, но им не понравилась наша компания, — прокричал Максим, стараясь перекрыть усилившуюся пальбу и грохот от падающих бутылок за стойкой бара. Там виднелась приоткрытая дверь, куда друзья и решили пробиться, потому что нечего было и думать выйти отсюда тем же путем, которым они вошли.
— Прикрой меня, — сказал Толик и пополз за стойку, волоча за собой мешки с деньгами.
Максим вытащил второй пистолет, открутил глушитель, чтобы было громко и страшно, встал во весь рост и открыл пальбу с двух рук. Преследователи залегли где-то среди полумертвых от страха бюргеров и недоеденных гамбургеров. Потом ту же операцию проделал Толик, прикрывая отступающего Максима.
Дверь, к сожалению, нельзя было запереть, и товарищи побежали во всю прыть по длинному коридору, сгибаясь под тяжестью рюкзаков. В другом конце открылась дверь, и в коридор въехала тачка, или даже целый вагончик, груженный точно такими же кружками с пивом, из которых они только что пили. Тачка продвигалась вперед медленно, и ее на первый взгляд никто не толкал.
— Ну, немцы, черти, автоматизация у них, ты посмотри, Толян, даже пиво само в ресторан приезжает, — сказал Максим, подбегая к тачке, которая полностью загородила проход.
Толик решил вытолкать неожиданную преграду туда, откуда она въехала, но в этот момент в коридор со стороны ресторана забежали преследователи, а из-за тачки донесся душераздирающий детский визг.
— Вот черт, влипли, — сказал Толик.
Максим быстро показал ему на потолок, увешанный лампочками, а сам направил пистолеты в конец коридора. Толик все понял и выстрелами быстро погасил лампочки в их части коридора. Теперь преследователи, которые соображали медленнее, были хорошо освещены, и Максим стал стрелять в них с такой скоростью, с какой в свое время стрелял пулемет, носящий его имя. Забежавшие попадали, а те, кто еще наверняка остался в ресторане сторожить выход и машины, заходить пока не решались, обдумывая положение.
Обдумать положение следовало и Толяну с Максимом. Выталкивать вагончик нельзя, потому что за ним явно находился ребенок, которого было не рассмотреть в темноте, да и дверь была закрыта, раз ребенок еще не убежал. Тогда Максим догадался наклонить торец вагончика на себя, в чем ему помог Толик, и на обоих посыпались тяжеленные деревянные кружки с пивом. На полу быстро образовался пивной потоп, но водонепроницаемым, а сейчас, скорее, пивонепроницаемым рюкзакам ничего пока не грозило. Максим, как более худой из двух, пролез по освободившейся полке на другую сторону; Толику было тяжелее из-за его габаритов, поэтому пришлось выломать одну полку, и вскоре толстяк тоже оказался на другой стороне вместе с деньгами.
Максим нащупал в темноте внезапно забрыкавшееся маленькое тельце, взял ребенка на руки и толкнул дверь. Как он и ожидал, дверь оказалась закрыта, и пришлось два раза выстрелить в замок.
Перед ними открылось просторное помещение, насыщенное пивными парами, все заставленное какими-то огромными чанами, издающими бульканье и мрачное гудение. Рядом с дверью стояла группа людей, видимо, рабочих. Увидев странную пару с пистолетами, мешками и к тому же с маленьким ребенком, рабочие бросились врассыпную, подбадриваемые рыком Толика: «Сталин — гут, Гитлер — капут».