— Доброе утро, Михаила Константиновича, пожалуйста. Да. Ближайшая родственница. Турецкая Ирина Генриховна. Хорошо. Жду. Конечно. — Ожидая, пока к телефону подойдет ясновельможный троюродный братец, она испытующе всматривалась в Турецкого, а он усердно отводил глаза, лихорадочно соображая, что же ей пообещать.

— Миша? Привет. Да, все нормально. Замечательно. Спасибо, все здоровы. Нет, ничего не случилось, просто мой Александр желает использовать тебя в своих корыстных целях, но с ним как раз сегодня случился приступ скромности. Да. И меня он использует как таран. Да. Даю. — Она подала трубку мужу: — Только быстро, он опаздывает.

— Здравствуйте. Да. Маленькая просьба. Я веду дело Невзорова. Слышали? Тем лучше, не надо долго рассказывать. У этого Невзорова фээсбэшное прошлое, но ни к каким документам из этого периода мне никак не удается добраться. Может, по вашим каналам? Дело все-таки на контроле у Президента… Да. Был бы крайне обязан. Заранее благодарен. До свидания. — Он положил трубку. — Ф-фух! Обещались помочь. Поелику будя такая возможность. Большой Человек!

— Турецкий, в тебе умирает лизоблюд и жополиз!

— Молчи, женщина, я сам себе противен. Пойдем, что ли, досыпать?..

— Полдевятого. Тебе на работу не надо?

— Братец твой за меня работает.

Турецкий честно исполнил свой супружеский долг и, пока Ирина пребывала в грезах блаженства, быстренько ускакал на работу, так и не сказав, на какие жертвы он готов идти ежедневно вплоть до самой могилы. Не выполнять обещания нечестно и некрасиво, потому лучше их и не давать.

…Фроловский позвонил вечером и, практически извиняясь, сообщил, что у него тоже ничего не вышло. Людей, непосредственно контактировавших по службе с Невзоровым, в ФСБ не осталось, а без них старые документы никому ничего не скажут.

— Ну и что теперь? Ноги-ноги или постоим отдохнем? — спросил толстяк, отдышавшись.

— Лучше отдохнем, может, машину какой-нибудь добрый немец нам подарит, — ответил худой.

Стоять, однако, пришлось долго. То ли не вовремя все произошло, то ли еще по какой причине, но машин не было. Ждать надоело, и они решили двигаться дальше. Длинный зашагал своими огромными шагами, рядом засеменил, пыхтя, коротышка. Идти тоже было скучно, и к тому же рюкзаки оказались невероятно тяжелыми. Решили спеть какую-нибудь песню. К удивлению обоих, знали от начала до конца они только гимн Советского Союза. И над просторами Баварских Альп понеслось:

…Ганс ехал на своей патрульной «БМВ». Его огромное пузо сегодня втиснулось за руль тяжелее обычного. Вчера Гансу пришлось сесть на диету. Начальство не одобряет толстых полицейских, да и жена его стала засматриваться на худых парней. И еще этот смазливый русский, который поселился у них по соседству. Стриптиз он приехал в Германии исполнять, что ли? И на Эльзу вчера пялился. Она, шлюшка, не устоит ведь. Может, сейчас, пока мужа нет дома… От этой мысли Ганса прошиб холодный пот, и он отчаянно стиснул руль машины. А навязчивые мысли все равно шевелились, как глисты, в его заплывших салом немецких мозгах. Он представил свою Эльзу в чем мать родила, представил, как она может здорово попрыгать на красавце русском, заскрипел зубами и чуть было не съехал с дороги в пропасть. «Надо быть осторожнее, черт с ними, с этими бабами, еще сковырнусь тут», — пронеслось в голове. Что же делать? Может, избить ее до полусмерти, избить и отодрать по всем правилам и без них, как он сделал полгода назад? Она потом шелковой была, кофе ему в постель приносила, на мужиков не смотрела. Прелесть, одно слово. Ну, синяки, правда, были, не без этого, а кровоподтек у нее на ягодице от пряжки его форменного ремня до сих пор не сошел, но зато как помогает, как помогает!