И тут его пробил холодный пот, за секунду он покрылся мурашками — капрал вспомнил тот забытый русский городок, в который ворвались чехи полтора года тому назад, летом восемнадцатого. И страшные картины предстали перед ними — большевики обобществили всех женщин и девушек, и несколько недель в городе творилась настоящая оргия. Он вспомнил, где видел первый раз Настену — истерзанную, с обезумевшим взглядом.

Тогда Иржи мимолетно пожалел ее и забыл. В руках была винтовка, а впереди война. Но сейчас капрал вспомнил…

— Спи спокойно, радость моя, — чех еле слышно прошептал, прикоснувшись губами к душистым и чистым волосам жены, дурманившим голову словно свежескошенным сеном. — Я у тебя первый, я знаю. Спасибо, любовь моя! А то был сон, страшный кошмарный сон. И он забудется! У нас впереди вся жизнь…

— Что ты собираешься делать? — Бокий пристально посмотрел на Мойзеса, который продолжал вертеть в руках белую коробочку с кровавым пятном на откидной крышке.

— Он слишком много знает, этот молодой поляк. Лучше оформить его по первой категории!

— Можно и оформить, товарищ Бокий. Но нам это зачем? Таки незачем. Какой прок от устранения? А на будущее товарищ Рокоссовский может послужить неплохим мостиком к нашему «ключу», раз тот с ним охотно на контакт пошел. А насчет его знания… Да что он знает! У него у самого рыло в пуху. Мы ему в любой момент обвинение можем предъявить — а где ваши два эскадрона, краском? И почему белогвардейский генерал вам не только жизнь оставил, но и отпустил?!

— Ты не верти, скажи прямо!

— Возьмешь его к нам, оформи оперативным сотрудником. Ему деваться некуда, иначе расстреляем. Вот так-то! Меня другое беспокоит, — Мойзес открыл коробочку и пододвинул ее к Бокию. И тут же сказал звенящим от раздражения голосом:

— Что он этим хочет сказать?! Что?!!!

— Не горячись, Лев. Давай сядем и помозгуем, как в тот первый раз, когда ты год назад в пермской больнице лежал.

— Давай подумаем, пара часов у нас есть, сани готовы. А там сваливаем, чую, что цепной пес сорвался и к полуночи на станции будет. Дай папиросу!

— Ты же некурящий?!

— Закуришь тут… От таких подарков!

Бокий достал кожаный портсигар, бережно вытянул оттуда папиросу. С куревом совсем худо — красноармейцам изредка давали махорку, краскомам почаще. О табаке все давно забыли… Кроме ответработников партии и чекистов — спекулянтам ведь до ужаса жить хочется, потому исправно снабжали хорошими папиросами дореволюционного производства, зарубежным трубочным табаком и длинными сигаретками, иногда настоящими сигарами в цветных обертках — интервенты свои войска снабжали прилично, и множество ходового товара осело на черном рынке. А со спекулянтами у советской власти разговор короток — вставай к стенке, гадюка! А если ты человек умный, то сразу поймешь, что к чему, и сам прибежишь куда надо!

— Это орден, иначе быть не может, — первым высказал свое мнение Бокий. — Золотой, эмаль хорошая, в центре барельеф «старика». Кажется, из платины, серебро светлее будет. Дорогая штучка. Номер трехзначный, ого! Сверху красное знамя с соответствующей надписью. Зачем? И так понятно, что наш Ильич в центре. Думаю, что этот орден носит его имя.