— Надо срочно телеграфировать Янеку, он должен быть в курсе…

— И это передать куда надо, — Мойзес проворно сгреб со стола монеты и орден, уложив все в коробочку. — А отправлять придется с Новониколаевска, и то, я думаю, мы там надолго не задержимся.

— Не про то говоришь, товарищ Мойзес. Нам сейчас отсюда рвать когти нужно, а то твой знакомый бешеный пес в клочья порвет. Поехали, Лев, нас давно сани ждут!

Бутылка коньяка была давно выпита, а новой так и не появилось. Денщики быстро прибрали посуду, и теперь «императорский квартет» чаевничал у горячего самовара. Стол был накрыт фарфоровыми чашками, стеклянными вазочками и расписными блюдцами — Ермаков только покачал головой, узрев на столе знакомое варенье из разных ягод. Наверняка Алевтина Михалева постаралась, снабдила свою подружку разными домашними вкусностями. То-то у Ивана рубашка малиной была заляпана.

Константин почти отдыхал — все вопросы и проблемы были отрегулированы, необходимые решения приняты. Как он и рассчитывал, совместно работать с царем и двумя «пришельцами» оказалось сплошным удовольствием — мало того что они единомышленники, он никогда не думал, что может сдружиться с людьми за столь короткое время. Но вообще-то на войне так и бывает — пройдут иной раз сутки, а с человеком спаяешься на десятилетия…

— Костик, ты мне обещал ответить честно на вопрос!

— Обещал, значит, отвечу, Мики! — Ермаков поставил чашку с чаем на блюдце и потянулся за печеньем. Хорошая сдоба, домашняя, в дороге долго хранится. Да и сын любит кусочки таскать.

— Что должно было случиться с моей семьей, если я был бы убит в Мотовилихе?! — Вопрос прозвучал с лязгом затвора, и Константин содрогнулся. Он уже знал, что произошло в это время, но как ответить правду, после которой Михаил Александрович начнет корить себя всю жизнь.

— Ты дал мне слово! — Глаза царя жгли угольями, и Ермаков вздохнул, решив положиться на судьбу.

— После твоей смерти, Мики, жену отпустили в Англию, к сыну. Через десять лет Георгий Михайлович разбился в автокатастрофе, но он никогда не предъявлял своих прав на престол. Жениться он не успел. Ваша жена со временем истратила все, продала ваши ордена и замок в Англии, дожила до глубокой старости и умерла всеми забытая, в нищете. Ваши родственники полностью сторонились ее и сына.

На последних словах Михаил Александрович побледнел, и чуть дрожащими пальцами достал папиросу из коробки. Шмайсер торопливо зажег спичку, дал прикурить венценосному другу. На добрые пять минут воцарилось молчание, которое нарушил тихий голос Фомина:

— Почему большевики ее отпустили? Ведь никого из Романовых, кто попал к ним в лапы, в живых не оставили.

Шмайсер лишь недоуменно пожал плечами, а Михаил побледнел еще больше, хотя казалось, что это невозможно.

— Костя, ты знаешь почему?

Ермаков пожал плечами, но внутри напрягся — сам вид царя, его бледность, пронзили догадкой — а ведь в той статье, что прочитал за месяц до своего исхода сюда, по всей видимости, написали близко к истине.

— Ты говори, не молчи, чего уж, — прозвучал глухой голос Михаила Александровича. — Говори, я хочу, чтобы ты стал моим другом, а потому между нами не должно быть недосказанного.