Стекла в окнах дружно звякнули — отдаленные перекаты артиллерийского огня слышались все громче и громче.

— Смяли они нас, полностью раздавили дивизию. Все, товарищ Бокий, нужно уже уносить ноги, сюда подходят ижевцы. Надеюсь, что встреча с ними не входит в твои планы?!

— В наши планы, товарищ Мойзес, в наши. Как я понимаю, в прошлом году мы с тобой крепко ошиблись, когда предположили, что беляки укрепятся на юге. И создадут там свое государство.

— Мы не ошиблись, мы просто не предугадали всю правду. Они там закрепятся, и тут, как ты понимаешь, у них будет свой порядок. Вот так-то, товарищ Бокий. А как ты думаешь, почему они на юг не рванули, а именно сюда пошли, да еще своих рабочих прихватили?

— Ты считаешь? — быстро спросил Бокий, и тут же осекся, что-то сопоставив и сообразив. Затем тихо заговорил, удобнее усаживаясь на лавке и расстегнув крючки на полушубке.

— И что нам делать сейчас? Я, признаться, надеялся, что ты его настигнешь, а тут такое началось.

— Я думал, что мы сожмем пружину где-то на Байкале, и там она нас толкнет. К этому все шло, мы зарвались в безоглядном наступлении. Но случилось намного раньше, ты знаешь почему. А от Иркутска еще идут японцы.

— Это плохо, очень плохо. Воевать с ними мы не в состоянии. Яцек каждый день телеграммы посылает, Троцкий скрывает масштабы произошедшей здесь катастрофы от СНК.

— Именно на это намекал тогда мне Фомин, я просто не смог его понять. Еще бы — он знает будущее, а я нет. И что нам теперь делать?

— Вот за этим я сюда и приехал. Из Харбина наш агент отправил странную телеграмму. Министр внутренних дел Сибири Яковлев попытался найти с нашими контакт, предложив нечто важное.

— Что же именно? — Мойзес не сдержал вспыхнувшего любопытства. А потому не смог, что знал — из стана победителей перебежчиков не бывает. Но тут такой ценный кадр, правда, стоит учитывать пребывание его на каторге в свое время, это вряд ли сделает этого эсера лояльным к реставрации монарха.

— Министру известно нечто, что могло бы быть, но что не свершилось благодаря человеку из иного времени. И его имя тоже известно. Все изложено в дневнике Яковлева, надежно запрятанного. Вопрос лишь в цене сообщения, которую затребовал ренегат. Потому телеграмму не выбросили как бредовую, а направили мне.

— Еще что-нибудь было?

— Нет, больше ничего не известно.

— Так вы что, не стали сговариваться?! — возмущенно прошипел Мойзес. — Это не торговая лавка, товарищ Бокий. Нужно немедленно отправить распоряжение, не скупиться, этот каторжанин может дать нам ключ.

— Уже не даст, — тяжело вздохнул чекист, — какая-то группа эсеров совершила теракт на него за предательство партии. Прилюдно застрелили, а заодно ранили Вологодского и военного министра.

— Все бы им стрелять, придуркам, — Мойзес в сердцах выругался. — Не могли подождать, пока мы с ним контакт не наладим. Свой человек на посту министра ой как нужен.

— Контрики обрушили чудовищные репрессии. Эсеры объявлены вне закона, и мы вместе с ними. Весь Политцентр истреблен поголовно, а заодно они прошлись по нашему подполью. Точно не известно, но оно почти полностью уничтожено. Новый военный министр Арчегов расстреливает пачками. Особенно уголовников и партизан. И мятежным солдатам крепко досталось, одна децимация чего стоит.