Прокурор помолчал немного и спросил:

— Сколько, вы думаете, лет Грачеву?

— Лет тридцать, а может, и меньше.

— У него есть какая-нибудь специальность?

— Валя говорила, он хороший шофер.

— Какой он из себя?

— Я уж не знаю, как описать его. Высокий, здоровый, не то чтобы красивый, но ничего.

— Как одевается?

— Обыкновенно. Пиджак серый, рубашка, галстук. Скромно одевается.

Коваленко поднялась и попросила разрешения справиться о Грачеве в адресном бюро.

— Кто еще проживает в вашей квартире? — спросил прокурор.

— Никто, мы вдвоем.

— Когда Вадим Александрович был у Вали в последний раз?

— Вчера.

— Когда ушел?

— Не слыхала я. Наверное, поздно. Я спать легла.

— Сколько ключей у вас от комнаты Марчевской?

— У Вали один ключ. Другой находится у меня. Я отдала его вот им. — Фагурнова показала на меня. Она снова всхлипнула и поднесла к лицу мокрый от слез платок.

Прокурор подождал, пока Фагурнова успокоится, и спросил:

— Как запирается наружная дверь?

— Парадную я запираю на дверной ключ, а на ночь, да и днем иногда держу на засове. У меня хороший, крепкий засов, еще покойный муж сделал. Иногда я цепочку набрасываю.

— Значит, сегодня утром дверь оказалась отпертой?

— Нет! — удивилась старушка. — Дверь на засове была. Утром гляжу: Валя не встает. Стучу к ней, молчит. Потом смотрю: наружная дверь заперта, засов на месте.

— Вы твердо помните, что утром дверь была закрыта на засов и заперта на ключ? — переспросил прокурор.

— А как же! И сегодня и вчера. Сегодня-то я и вовсе не выходила. Плохо себя чувствую. Весь день пролежала.

— Странно, — вполголоса заметил прокурор; подумав немного, он спросил: — У вас есть еще двери на улицу?

— Есть из кухни, только она забита наглухо. Мы ею не пользуемся.

— А окна? Все запираются?

— Я каждый вечер, батюшка, проверяю и в кухне и везде, и даже ставни закрываю.

— В какое время вчера пришел Вадим Александрович?

— Они вчера вечером часов в одиннадцать вместе явились. Я им открыла. Валя мне сказала: «Мы, наверное, скоро уйдем». Вот я сегодня утром и подумала… Стара стала, все забываю, небось, спросонья дверь за ними сама закрыла, а потом и запамятовала. Вы уж извините, товарищ начальник, как-никак, семьдесят третий годок пошел…

— Будьте добры, товарищ, — обратился ко мне прокурор, — позовите сюда майора Гончарова. А вы, — обратился он к вернувшейся Коваленко, — заканчивайте допрос.

Коваленко с Фагурновой ушли на кухню, я пошел за Гончаровым и в передней столкнулся с санитарами, выносившими тело Марчевской для отправки в морг.

— Федор Георгиевич, оказывается, не только окна, но и двери сегодня утром оказались запертыми изнутри, — этими словами прокурор встретил вошедшего Гончарова.

— Да, я обратил внимание на это обстоятельство, — ответил Гончаров.

— Но если из квартиры никто не выходил, — продолжал прокурор, — значит, никого, кроме Марчевской и Фагурновой, не было. Кто же тогда убил Марчевскую?

— Я надеюсь, вы не предполагаете, что Фагурнова причастна к преступлению? — спросил Гончаров.

— Конечно, нет! — улыбнулся прокурор. — Надо полагать, что к этому преступлению имеет отношение знакомый Марчевской — Грачев. Но исчезновение его отсюда мне непонятно. Может быть, у вас имеются новые данные?