– Вот ведь … фантазия.  

– Кто крадет вас сейчас, Мари? – с детской обидой просила Клер. – О чем вы думаете?

Она совсем замерзла, кончик носа её покраснел. Дрожала, сутулилась и куталась в модное пальто тонкой дорогой шерсти, словно нахохлившийся воробей. Француженка была так забавна сейчас. Несуразное очарование.

– О том, что я непозволительно беспечна. Вы замерзли, мадам Дюбуа – это не делает мне чести, – улыбнулась я. – Идемте же скорей! – взяла её под руку и увела с острова. 

Клер устала. Спотыкалась и практически висела на мне. Извинялась и снова путалась в юбках, будто бы давно не носила платьев. Мужские брюки – бесстыдная мода Европы, наверняка были привычнее для неё.

– Я найму вам извозчика, – в очередной раз удержав её от падения, решила я, – иначе вы рискуете заболеть или разбиться.

Круглая луна светила с темного неба, играла в прятки, прячась за облаком, словно стыдливая невеста. Зажгли фонари, теперь младшие братья ночной красавицы отражались в темных глазах француженки.

– А вы… как же вы, Мари? Когда мы снова увидимся? Вы ведь хотели учиться? Мне нужна ассистентка, – она, волнуясь, снова перешла на французский.

И снова мне предложили помощь ... второй раз за день.

– Я подумаю, Клер, – накрыла её руку и посмотрела по сторонам в поисках повозки.

Праздник. Ни одного свободного извозчика. Похоже, придется идти на трамвай. Потянуло табачным дымом, я бросила мимолетный взгляд на курильщика. Брюки, папироса, короткие волосы … что-то смутило меня, заставляя вглядеться в темный силуэт. Рост? Нет, изящество, с которым он … она… выдыхала едкий дым. Свет фонаря искажал её лицо, и всё же я узнала … Настю.

– Слышу, вам, Мария Михайловна, уже предложили место в Университете, – хрипло заметила Денских. – Мило.

– Мадемуазель Денских! Вы тоже гуляете?! – защебетала Клер. – Помогите же мне уговорить Мари!

– Да, Мария, это было бы замечательно, – кивнула Настя, поднесла папиросу ко рту и сделала глубокий вдох.

Я закашлялась и, извинившись, прикрыла ладонью нос.

Настя швырнула окурок в снег, погасив тлеющий огонек носком сапога.

– Давно ты куришь? – тихо спросила я.

– Давно, – посмотрела на меня Денских. – С тех самых пор, как перестала ждать.

– Ждать? Чего ждать? – непонимающе взглянула на неё Клер, а потом, вероятно, догадавшись, выдохнула: – Ох, простите. Я, наверное, была бестактна.   

– Всё в порядке, – отмахнулась Анастасия. – Никакой драмы. Несчастная любовь случается в жизни почти каждой женщины, так ведь, Мария Михайловна?

– Так, – согласилась я.

Я не знала, что она любила, и не знала, что любовь её была несчастной. Не поддержала, не разделила печаль.    

Господи, как же это горько – терять друзей. Наши ежедневные письма, фотокарточки и засушенные цветы. Улыбки, шутки, понятные лишь двоим. Тайные помыслы, откровения. Длинные волосы в косу вечерами. Я заплетала Настю, как когда-то Оля заплетала меня. Всё ушло.

Как-то незаметно нашелся экипаж. Анастасия заплатила мужчине.

– Госпожа Дюбуа, я провожу вас, – безапелляционно сказала Денских.

Парижанка попыталась возразить, Настя достала портсигар, и я поняла, что не могу и не хочу смотреть на то, как она курит. Мне почему-то больно видеть это, больно понимать, насколько она чужая. Я быстро пожала ладошку Клер, попрощалась с ними обеими и, пообещав непременно написать, ушла. Убежала, если быть честной. Мадам Дюбуа давно пора в Университет.