— Как моя козуля, — прибавил Степаник. — Вот уже несколько дней я ее кормлю, обнимаю, ласкаю, а она не любит меня, стоит мне только подойти к ней, она сейчас же убегает.

Когда Степаник говорил это, Сара смотрела на юношу, и глаза ее наполнялись слезами. До сегодняшнего дня она ни разу не смотрела на его детски нежное лицо таким испытующим взглядом, никогда не замечала красоты его нежного, изящного сложения. Она отвернулась и отерла слезы, чтобы Степаник не заметил их.

А он, заинтересованный курдианкой, сказал:

— Она была голодная, с утра ничего не ела. Я принес ей хлеба с маслом и медом, но она не захотела есть здесь, а взяла с собой в дорогу, видно, очень торопилась. Так ведь, Сара?

— Да, торопилась. Идти ей далеко.

— До какого места?

— До тех синих гор.

— Ведь скоро стемнеет. Как же она пройдет одна по этим горам?.. Сара, неужели ей не страшно?

— Конечно, не страшно, они привыкли. Разве волчонок боится чего-нибудь?

Кто-то позвал Сару, и разговор был прерван.

Несчастная Сара целый день провела в мучительном раздумье. Она, точно пьяная или безумная, не знала, что делала; вместо нужного предмета брала другой, шла не туда, куда следовало, путалась, ошибалась и часто вздыхала.

В лихорадочном волнении она думала о Степанике, о своем любимце, который, рано лишившись матери, вырос на ее руках. Теперь ему угрожала опасность. Кому могла она рассказать слышанное от курдианки? Она знала, что это известие могло убить старика-отца. Он не пережил бы этого удара, так как давно уже носил в сердце неизлечимую рану… Между тем и скрывать этого было нельзя, да и опасно. Нужно принять какие-то меры и предупредить ожидаемое несчастье. Но кому открыться?

Весь день мучилась она и все же ни на что не решилась. Вечером, когда Сара осталась наедине со своим мужем Айрапетом, тот спросил:

— Сара, ты сегодня какая-то странная; уж не больна ли ты?

— Голова немного болит, но это пустяки, — ответила она, не желая огорчать мужа сразу.

— Натри лоб уксусом, поможет.

— Я уже все пробовала.

Решившись сообщить мужу сегодняшнее известие, Сара старалась понемногу его подготовить, но не знала, с чего начать, пока он сам не пришел ей на помощь.

— Сегодня приходила к нам какая-то курдианка… Кто она такая? — спросил он.

— Это прислуга Хуршид, жены Фаттах-бека.

— Всегда, когда эта тварь или его люди переступают порог нашего дома, я чую что-то недоброе. Когда, наконец, эти негодяи перестанут ходить к нам?

— Но все, что мы терпели от них до сих пор, нужно считать милостью бога… — ответила жена загадочным тоном.

Айрапет побледнел. Заметив это, Сара продолжала:

— Какое бы несчастье и горе не послал нам господь, мы должны нести его терпеливо…

Несчастные люди! Во всяком горе находят утешение в боге, приписав все богу, одному только ему всякое страдание, — все то, что переносят в жизни; точно бог создал несчастья.

— Что такое? — спросил Айрапет с тревогой. — Что случилось?

Сара передала ему все слышанное от курдианки. Во время рассказа лицо Айрапета все время менялось: на нем появлялись то ужас, то презрение, то свирепый гнев, переходивший в печаль и сожаление…