— Для того, чтобы оправдать Турцию, у них всегда имеются наготове затверженные слова. Они сваливают всю вину на армян, говоря, что армяне — неспокойный, недовольный и неблагодарный народ. Говорят: «Волк не виновен, если овца гневит его». Причину беженства алашкертцев они видят не в огне и мече турок и курдов, заставивших целый народ бросить свою родину, а стараются указать на тайную и сильную руку, которая будто бы согнала несчастных с родной земли. Насколько это неверно, ты знаешь лучше, Вардан, ты ведь участвовал в «деле» с начала до конца…

— После всего этого я, право, не понимаю, с какими надеждами ты живешь здесь? Скажи мне, пожалуйста, отец Ованес, какого покровительства, какой помощи можно ожидать от них?

— Никакой; я сам убежден, что никакой помощи. Но что же мне делать? Куда идти? К кому обратиться? Я совершенно растерян.

— Обратитесь к армянской общественности. Отец Ованес ничего на это не ответил и после минутного размышления сказал как бы про себя:

— Теперь трудно объяснить все… Но настанет день, когда обнажится вся отвратительная сущность происходящего…

Монах произнес эти слова с глубокой печалью. Он настолько пал духом и до такой степени был возмущен, что не мог сдержать себя. И зачем было скрытничать перед Варданом. Ведь он не был для него чужим. Он имел с ним дела, и они вместе не раз участвовали в разных совещаниях.

Разговор опять перешел на беженцев. Настоятель алашкертцев, рассказав о бедствиях своего народа, предлагал средства для спасения его от окончательной гибели.

— Я просто поражен тем, что среди них так много больных, — перебил его молодой человек, — ведь больше половины переселенцев больны. Какая причина этого?

— Если ты узнаешь все подробности их ужасного бегства то удивишься, каким образом остались еще в живых эти страдальцы. Это — чудо, настоящее чудо. Но у меня нет ни памяти ни сил для того, чтобы рассказать все. Поведаю тебе только кое-что.

— После осады Баязета, подробности которой тебе известны, генерал Тер-Гукасов принужден был отступить. Тогда он совершил два подвига. С одной стороны, он должен был со своим маленьким отрядом бороться против многочисленной турецкой армии (конечно, заняв оборонительную позицию), а с другой стороны, спасать армянское население провинций Алашкерта и Баязета от избиения турками. Для исполнения того и другого требовалась большая стратегическая ловкость, в чем генерал и проявил свой талант. Он сумел сдержать страшный натиск турок до того времени, пока армяне успеют бежать; но времени было очень мало, а народ совсем не подготовлен к переселению. Вдруг было получено известие, что русские войска должны уйти из этих мест. «Спасайтесь, бегите отсюда, — сказали народу, — иначе сделаетесь жертвами турецкого оружия». Известие это с быстротой молнии разнеслось по всем провинциям. Народ был охвачен ужасом и тревогой. Неприятель стоял над головой.

Невозможно было медлить; необходимо было покинуть дорогую родину. Мне трудно описать ту ужасную ночь, когда люди расставались с родными очагами. Толпу охватило невыразимое отчаяние. Все были в страшном волнении и ужасно суетились, так как в эту ночь должны были бежать. Большая часть скота осталась в поле; хозяева не имели времени сходить за ним. Отец не дожидался сына, который отсутствовал, брат забыл брата. Домашняя утварь и другие вещи или были брошены на месте, или хозяева сами поджигали их. Матери брали на руки маленьких детей, а отцы шли в путь, нагрузившись самыми необходимыми предметами, взяв за руки старших детей. Редко у кого находились возы, так как все подводы были взяты под военный обоз. Ждать нельзя было, неприятель шел сзади, опустошая все. Не успевший бежать делался жертвою жестокости варвара. Но и тот, кто бежал, только воображал, что спасен. Здесь встречали их новые невзгоды, которые оказывались страшнее турок и курдов; это — голод и болезни. Болезни шли от изнурений, которым подвергался народ во время своего бегства: он должен был пройти без отдыха и остановки в несколько дней такое расстояние, на которое требовались целые недели. Женщины, девушки, старики и дети — все шли пешком; от ходьбы многие ослабли и остались на полпути. Где было думать тогда о родственниках, знакомых и даже о любимых детях!.. Всеми владела паника. Все сердца очерствели и потеряли способность чувствовать сострадание. Прибавьте к этому голод, жажду и непривычный климат.