Уныло глядя в пол, Вадецкий не без уважения произнёс:
— Вот теперь я окончательно поверил, что вы и в самом деле связаны с коммерцией, с финансистами… Чувствуется хватка, как же…
— Ремесло такое, — усмехнулся Бестужев.
— Можно вас кое о чём попросить? Вам ведь, собственно, всё равно…
— Да?
— Вы можете, когда начнете вести переговоры со Штепанеком, представиться не коммерсантом, а военным агентом в штатском? Совершенно неважно, из какой страны, хоть из Экуадора… Хоть солидности ради следует подобрать более серьёзную державу.
— Зачем вам это?
— Это пойдет на пользу не мне, а вам! — огрызнулся Вадецкий. — Понимаете ли… Он буквально помешан на славе военного изобретателя. Откуда такая мания у человека сугубо штатского, мне решительно непонятно. Но всё именно так и обстоит: он возмечтал, чтобы в военном деле имя Штепанека стало столь же нарицательным, как Шрапнель, Галифе, Максим, Маузер… Я краем уха слышал от знающих людей, что его аппарат можно с успехом применять и в совершенно мирных областях жизни — но сам Штепанек эти стороны не рассматривает вовсе, он хочет, чтобы его имя оказалось увековеченным в истории военного дела… Именно по этой причине у меня с ним ничего и не вышло… то есть, я имею в виду, я не смог получить никакой выгоды. Богом клянусь, серия звонких статей о мирном применении аппарата Штепанека и произвела бы фурор, и позволила бы мне заработать кое-какие деньги. Но он, будто дервиш одержимый, только и твердит что об огромном военном значении своего телеспектроскопа. А это европейской читающей публике скучно. В Европе по-настоящему большой войны не было уже почти сто лет после окончательного разгрома Наполеона. И наверняка не случится ещё лет сто. Европейский читатель абсолютно не воспринимает сенсации, связанные с военными новинками, нечего и думать на них заработать… А я такие надежды на него возлагал! — воскликнул Вадецкий с неприкрытой обидой.
— Понятно, — сказал Бестужев. Добавил осторожно: — Как считаете, можно мне назваться… скажем, полковником шведской армии?
— Да почему бы нет? Швеция давненько не воевала, но всё же солидная монархия, страна с богатой военной историей… — Он то и дело поглядывал на стол, и, наконец, не выдержал: — Раз уж мы договорились, можно я…
— Сделайте одолжение, — кивнул Бестужев.
Пригубливая коньяк, он смотрел, как Вадецкий складывает золотые аккуратными столбиками, как тщательно заворачивает их в клетчатый носовой платок, а платок бережно прячет в карман пиджака. Спросил небрежно:
— Ну а теперь, думается, можно спросить, куда вы вашего протеже пристроили? Не верится, чтобы столь хваткий человек, как вы, не нашёл хоть какого-то применения…
— Представьте себе, нашёл! — улыбнулся Вадецкий не без горького сарказма. — У меня здесь появились кое-какие полезные знакомства… Мне удалось ввести его в дом одного из здешних светских львов. Наши великосветские бездельники, пресыщенные всем на свете, в аппарате Штепанека увидели великолепное, оригинальное развлечение… Не смотрите на меня так насмешливо. Я и сам прекрасно понимаю, насколько это смешно и убого: развлекать таким изобретением скучающую толпу светских бездельников… Но это всё, что мне удалось сделать. Хоть какая-то выгода…