Глеб присел на корточки и тщательно осмотрел землю.

– Ты думаешь, он еще жив? – тихо спросила матушка Евдокия.

– Уверен, что да, – ответил Глеб. – Вот, посмотри. – Он указал пальцем на примятую траву. – Здесь похититель положил его на траву, чтобы отдохнуть. Причем не просто бросил, а именно положил – аккуратно, чтобы не зашибить.

Евдокия посмотрела на траву и вздохнула.

– Я ничего в этом не понимаю. Вижу только, что трава примята.

Глеб опустился на корточки, осторожно раздвинул траву и вгляделся в едва различимый оттиск.

– След похож на человеческий, – сказал он. – Но это не человек. Думаю, мальчика похитила призрачная тварь.

Глаза матушки Евдокии расширились от ужаса.

– Та самая тварь, которая вышла из тумана?

– Да. – Глеб поднял взгляд, осмотрел кустарники и деревья и добавил: – Эта тварь приняла человеческий облик. Уж не знаю, зачем ей это понадобилось. Ладно, двигаем дальше.

Первоход выпрямился, поправил на спине тяжелые сумки и двинулся вперед. Евдокия зашагала следом.

– Ты не устал? – спросила она. – Я могу понести сумки.

– Прости, матушка, но ты для этого слишком хрупкая, – отозвался Глеб.

Евдокия сдвинула брови.

– Не такая уж и хрупкая, – сказала она. – Ты, кажется, забыл, какая бурная жизнь у меня за плечами.

– Отчего же, я помню. Если решу ограбить караван купцов или повтыкать в кого-нибудь ножики, обязательно обращусь к тебе за помощью.

Губы Евдокии дрогнули от обиды.

– Ты злой человек, Первоход, – сказала она. – Злой и жестокий.

– Ты мне льстишь.

– К тому же ты грубиян, – добавила Евдокия. – Не понимаю, почему о тебе говорят так много хорошего?

– Так, значит, ты и раньше слышала обо мне?

– Конечно. Кто же не слышал о Глебе Первоходе? Мои прихожане часто о тебе говорят. Особенно женщины.

Глеб ухмыльнулся:

– Матушка, от твоей лести я совсем растаял. Можешь взять меня, словно кусочек масла, и размазать по хлебу самым тонким слоем.

Евдокия нахмурилась.

– И выражаешься ты непонятно. Понимаю, что грубишь, а в чем твоя грубость – не пойму. И не пойму, почему я не могу сердиться на тебя. Ты обманул меня, а я снова тебе верю.

– Может, это потому, что я тебе нравлюсь? – поинтересовался Глеб.

Евдокия фыркнула:

– Вот еще. Мне нравятся добрые, честные и богобоязненные мужчины. А ты самонадеян, горделив и глуп.

– Верно, – кивнул Глеб, внимательно оглядывая землю и траву. – И к тому же – обожаю, когда меня гладят против шерсти. Так что давай еще, матушка. Гладь, пока я не начну мурлыкать.

Несколько шагов они прошли молча.

– Здесь недалеко – заброшенные Моревские рудники, – сказал Глеб. – Раньше там было полно волколаков.

– А сейчас? – спросила Евдокия.

– Сейчас не знаю.

Евдокия посмотрела себе под ноги и нахмурилась.

– По земле стелется белый туман, – сказала она.

Первоход кивнул:

– Да.

На лице проповедницы отобразилась тревога.

– Уж не тот ли это страшный туман, о котором ты говорил? – взволнованно спросила она.

Глеб покачал головой:

– Нет. Этот белый туман был здесь всегда. Всматривайся в него пристальней, матушка. Если увидишь что-нибудь странное, тут же скажи мне.

Туман поднимался все выше. Теперь Глеб продвигался вперед осторожно, вглядываясь в туман и держа руку на прикладе ольстры. Идти по этому туману молча Евдокии было тягостно. И тогда она снова заговорила: