Сосредоточиться было довольно трудно. Юханне оставались буквально считаные дни — это если верить расчетам акушеров, а на деле роды могли начаться в любую минуту. Пауле было и радостно, и страшно. Если бы она поговорила с Мартином, наверняка обнаружилось бы, что и он испытывает нечто подобное — радость и страх перед ложащейся на них ответственностью. Но она не говорила с Мартином. В их случае у тревоги были и другие причины. Правильно ли они поступили, решив завести ребенка? Не было ли такое решение проявлением самого обычного эгоизма, за который ребенку придется расплачиваться всю жизнь? И не следовало ли остаться в Стокгольме? Там, скорее всего, трений было бы меньше, а здесь, в поселке, наверняка начнутся пересуды… Но что-то ей подсказывало, что решение было правильным — пока она не заметила ни одного косого взгляда, а встретили их с искренним и непринужденным дружелюбием.
Паула вздохнула и потянулась за следующим листом дела — техническое описание орудия убийства. Каменный бюст, он раньше стоял на окне, но найден под письменным столом, весь в крови. Много тут не накопаешь… ни одного отпечатка пальцев, кровь, волосы… никаких чужеродных химических соединений, как отметили в протоколе криминалисты. Она отложила протокол и принялась в сотый раз рассматривать фотографии с места преступления. Опять удивилась наблюдательности жены Патрика, Эрики, обратившей внимание на исчерканный блокнот на столе. «Ignoto militi…» Неизвестному солдату. Сама Паула не заметила эту надпись, а если бы и заметила, честно призналась она, вряд ли догадалась бы проверить значение этих слов. Эрика же не только не поленилась расшифровать надпись, но и выстроила целую цепочку косвенных доказательств, приведшую в конце концов на кладбище, где они обнаружили тело Ханса Улавсена в братской могиле.
И конечно, дата убийства Эрика Франкеля. Они так и не могли точно сказать, когда именно оно произошло. Где-то между пятнадцатым и семнадцатым июня — вот и все. Может, из этого удастся хоть что-то извлечь? Паула потянулась за блокнотом.
Она уверенно провела линию, написала «июнь» и поделила на двадцать отрезков — с первого по двадцатое. Потом перпендикулярными стрелками нанесла все известные им события — посещение Эрики с медалью, пьяный визит Эрика к Виоле, поездка Акселя в Париж… Семнадцатое июня — уборщица не может попасть в дом, ей не оставлены ключи. Паула поискала в бумагах сведения о местонахождении Франца в эти дни, но нашла только устные свидетельства членов «Друзей Швеции» — Франц находился в Дании. Идиотизм… им следовало нажать на Франца, провести детальный допрос, пока это было возможно. А потом сверить факты. Хотя он наверняка позаботился обзавестись соответствующими бумагами, подтверждающими его отсутствие в Фьельбаке в эти дни. Уж кто-кто, а Франц, прошедший огонь и воду… А с другой стороны, она вспомнила слова Мартина — стопроцентных алиби не существует…
Паула резко выпрямилась на стуле. Есть еще одно обстоятельство, которое они забыли проверить.
— Привет, это Карин. Слушай, ты не мог бы мне помочь? Лейф утром уехал, а в подвале потекла труба…