Аксель сухо перечислял факты, но за безразличным тоном угадывался весь пережитый им ужас.

— А Ханс Улавсен исчез в июне сорок пятого года. По-видимому, непосредственно перед вашим возвращением.

— Да. Речь идет о нескольких днях, не более. Но… вряд ли стоит полагаться на мою память того периода. Я был… не в лучшем состоянии.

— Я понимаю. — Эрика потупила глаза, прекрасно сознавая, что вряд ли может понять человека, пережившего немецкий концлагерь. — Может быть, ваш брат что-то о нем говорил? — решилась она спросить после паузы. — Что-то, что задержалось в памяти? У меня, собственно, нет никаких конкретных данных, только ощущение, что Эрик и его друзья были тесно связаны с норвежцем.

Аксель долго смотрел в окно пустыми глазами — ей показалось, он и в самом деле пытается что-то припомнить.

— Смутно… очень смутно вспоминаю, что-то говорили про… норвежца и вашу мать. Может такое быть? Надеюсь, вы не обидитесь…

— Ну что вы! — Эрика словно отмахнулась от невидимого комара. — С тех пор прошло столько времени. К тому же я об этом слышала.

— Смотрите-ка, значит, память живет по каким-то своим законам… Я даже предположить не мог, что сумею что-то вспомнить. Сейчас я почти уверен — да, Эрик рассказывал мне, что у вашей матери с норвежцем было нечто вроде романа.

— А как она восприняла его внезапный отъезд? Может быть, вы…

— Боюсь, не отвечу на этот вопрос. Она, конечно, была не в себе, особенно после гибели ее отца, а вашего деда… И очень быстро уехала — поступила, по-моему, в школу домоводства или что-то в этом роде. А потом я ее уже почти и не видел. Она вернулась в Фьельбаку года через два, но я к тому времени уже начал работать за границей и дома почти не бывал. И, насколько я помню, с Эриком она тоже если и встречалась, то не часто. В этом нет ничего необычного — так бывает. Когда начинается взрослая жизнь, друзья детства отдаляются друг от друга… — Он опять уставился в окно.

— Это верно. — Эрика не могла скрыть разочарования: и Аксель ничего не знает про Ханса. — И никто никогда не говорил, куда он мог податься? Может быть, он хоть с Эриком поделился?

Аксель сочувственно покачал головой.

— Мне очень жаль. Поймите, я очень хотел бы вам помочь, но когда я вернулся, то был не в том состоянии, чтобы интересоваться чем-то. А потом появились другие дела. Но ведь, наверное, можно попробовать отыскать его через государственные учреждения? Архивы, регистры народонаселения, налоговое управление?

Он встал. Эрика поняла намек.

— Это будет следующий шаг. — Она тоже поднялась с дивана. — Если повезет, найдется что-то…

— Искренне желаю вам успеха. — Он взял ее руку и прикрыл ладонью. — Я, может быть, как никто другой, знаю, как важно… как важно разобраться с прошлым, чтобы суметь дальше жить в настоящем.

Эрика грустно улыбнулась — Аксель хотел ее утешить. Он пошел открыть ей дверь и, взявшись за ручку, остановился.

— А как с медалью? Удалось что-то узнать?

— К сожалению, нет. — Это предприятие с каждой минутой казалось Эрике все более безнадежным. — Поговорила с экспертом в Гётеборге, но он говорит, что орден слишком распространенный, чтобы можно было вычислить владельца.