– Возьми. И не вздумай читать его здесь. Уходи!
Максим увидел, как под дверь просунулся конверт. Он взял его. Запечатан.
– Анжела…
– Уходи, ты колдун и убийца!
Вот эти слова его разозлили.
– Если я колдун, ты думаешь, меня сдержит эта дверь? Почему бы мне не убить тебя прямо сейчас, не открывая двери?! Почему мне не расплющить тебя, как лягушку, кроватью, на которой ты оплакивала своего любовника?!
– Максим, уходи. Я тебя боюсь.
Макс развернулся и вышел из квартиры.
Вячеслав Андреевич принял душ, погладил парадный костюм в елочку, купленный еще в советские годы. После прихода Анжелы он все понял. Слишком поздно что-либо повернуть назад. Максим, словно паровоз, встал на страшные рельсы и разогнался настолько, что даже если сейчас дернуть стоп-кран, то тормозной путь будет длинным и усеянным трупами.
Вячеслав Андреевич решил не попадать в число этих трупов. Он ведь вырастил его. Кем бы ни был наш ребенок, мы любим его. Все равно любим. Жить дядя Слава уже не хотел, но еще больше он не хотел, чтобы его убил Максим. А то, что Макс захочет его убить, – это наверняка. Старик решил сам уйти из жизни. Письмо для приемного сына Вячеслав Андреевич написал еще пару дней назад, когда еще не совсем было понятно, что да как. Он хотел отправить его по почте, но положение исправила Анжела, и дядя Слава отдал его ей (для Макса, разумеется). А сейчас он набросал небольшое письмецо – мол, никого не вините и так далее, и тому подобное. Оставит записку, наденет парадный костюм и кинется в объятия к милой Машеньке. Этот проклятый всеми богами террорист сельского разлива выстрелил тогда и в него. «Только вот Машенька раньше ушла. Ничего, я тебя догоню. Я не стану дожидаться, пока меня опухоль доконает. Сейчас, Машенька, сейчас. Вот только трубочку еще одну, последнюю, выкурю – и к тебе».
Вячеслав Андреевич вычистил трубку и начал забивать ее табаком. Медленно. Ведь это была его последняя трубка на этом свете.
Сел у окна, затянулся. Вроде ничего не забыл. Поставил телевизор на таймер включения, не забыв врубить полную громкость, – этого соседи не потерпят. Оставил открытой входную дверь. Соседи хоть добрым словом вспомнят. Мол, предупредил Вячеслав Андреевич, не дал трупным ядам въесться в стены родного дома.
Докурил. Выбил трубку. Продул и положил в нагрудный карман серого пиджака в елочку. Мало ли, может, и на том свете сгодится.
Поправил пиджак. Застегнул пуговицу. Проверил, нет ли двойной стрелки на брюках (он проверял это уже в третий раз). Он делал все последовательно, будто шел знакомой дорогой, шаг за шагом. На каждый шаг тратилось времени ровно столько же, сколько на предыдущий.
Встал на стул. Надел петлю на шею и шагнул навстречу яркому свету в конце туннеля, в объятия Машеньки.
Анжела дождалась, когда захлопнется входная дверь, и вышла из спальни. Она плакала. Если он колдун, почему не убил прямо сейчас? Почему?! Не выбросил в окно, не придавил шкафом? Да он что угодно мог сделать с ней. Но не сделал. Либо потому, что не умеет, либо потому, что любит. Оба варианта ее устраивали, но не настолько, чтобы вернуться к нему. Анжела помнила слова Вячеслава Андреевича.