Он присел и достал телефон. Трясущейся рукой нажал на зеленую трубку. Прохрипел:
– Да…
– Макс, прости Анжелу. – Голос Олега раздавался будто из колодца. – Я тебя очень прошу, не трогай Анжелу. Перестань ненавидеть людей.
– Я всех прощу! Всех! – заорал Макс и бросил телефон о стену.
«Никого не жалко, никого. Ни тебя, ни меня, ни его», – продолжил, уже без музыки, напевать Максим-плохой. И никто его не остановил.
Макс бесцельно бродил по квартире, напевая вслух песню, так четко определяющую его состояние. Он никого не жалел. Даже себя. В особенности себя!
Телефонный звонок. Слава богу, он раздался из коридора и ничего общего с полифоническими мелодиями не имел. Максим вздохнул и поднял трубку.
– Как ты? – услышал он голос Егора.
– Точно так же, как и выгляжу.
– Херово. Бог ты мой, вчера это… Леську какой-то придурок сшиб.
– Я ее не убивал, – прошептал Бабурин.
– Бог ты мой, это в квартале от тебя случилось. Может, она к тебе шла?
– Я ее не убивал, – повторил Максим.
– Бог ты мой… – В трубке раздался треск.
– Перестань ненавидеть людей, – пробился через треск голос Олега Давыдова.
– Я ее не убивал! – заорал Максим.
– Бог ты мой, я же об этом и говорю. – Голос Егора показался Максу таким родным, теплым. – Твои беспочвенные обвинения самого себя в смерти людей – это противоестественно. Бог ты мой, эдак ты завтра скажешь, что и в смерти Вовки Ульянова виноват тоже ты. Я тут созвонился с корешами и раздобыл адресок одного очень приличного докторишки. Бог ты мой, да он из тебя человека сделает!
– А какой твой интерес? – немного успокоившись, спросил Максим.
– Бог ты мой, я все еще надеюсь, что ты останешься моим зятем. И мне больно смотреть, как загибается дорогой мне человек.
– Да ну?! А если начистоту? – В то, что говорил Егор, верилось с трудом.
– Бог ты мой, в конце концов, я все еще рассчитываю получить назад три косаря.
Вот это больше походило на правду.
– Ладно, как, ты говоришь, зовут этого доктора?
– Вайсман Герман Палыч. Бог ты мой, он ас в своем деле.
Записав адрес чудо-лекаря, Максим спросил:
– Ты книгу прочитал?
– Да, дочитываю. Бог ты мой, такая ерундистика. Если б так оно было, как здесь написано, то полчеловечества вымерло бы от проклятий, а другая половина – от Отдачи. Тоже мне возвратный механизм! Бог ты мой, да те, кто постоянно проклинают других, они ж живут дольше всех. А добрые, никому зла не сделавшие, едва до пятидесяти дотягивают. Иисус разве не пример тому?
– В этом наказание их, – сказал Макс и еще раз подумал о Генке Обухове. Счастливчик.
– Чье наказание? – не понял Егор.
– Злых. Они живут долго и мучаются так же долго.
– Бог ты мой, сходи к Вайсману, а? Максик, мы тебя теряем.
– Ладно, схожу. Книгу дочитаешь – принеси. Я хочу просмотреть ее еще раз.
– Бог ты мой, конечно. Завтра… Я Стаса попрошу, он и завезет.
Они попрощались. Максим положил трубку – и так и остался сидеть на тумбочке в прихожей. Никого не жалко, никого. Егор боялся его, и это было очевидно. Он прочел книгу и все понял. Теперь Макс точно остался один. Как мухомор. Никому не нужный червивый мухомор. Максим чувствовал, что осталось ему недолго. Но он молился (Макс не знал, кому молиться – Бог наверняка отвернулся от него), чтобы ему хватило сил наказать этих тварей, из-за своей ничтожной выгоды не замечающих боль и страдание людей.