– А у кого они сейчас не критические? – будто не поняв, о чем она говорит, спросил Макс. – Ты думаешь, у меня все гладко? Особенно после того, что сделали со мной эти уроды. Поэтому поделом им!

Настала тишина. Максим снова налил себе водки и, не произнеся ни слова, выпил.

– Хочешь уйти, уходи, – вдруг произнес он. – Но в следующий раз, прежде чем позвонить мне, подумай, нужен ли я тебе такой. – Он поднял светильник и поднес к своему лицу.

Сотни, тысячи морщин, мелких и глубоких, изрезали лицо Бабурина. Леся отшатнулась, едва не упав со стула. Лицо Максима выглядело так, что даже самой крошечной морщинке места на нем уже не было. Но больше всего Лесю поразили глаза. Из-под кустистых бровей на нее смотрели глаза зверя.

– Так что, в кроватку? – увидев испуг на лице Леси, засмеялся Максим.

Леся вскочила со стула и выбежала в прихожую.

– Куда же ты? – услышала она слова Макса. – Мы же так этого хотели.

И Леся побежала вниз по лестнице, на улицу. Прочь, как можно дальше от логова зверя…

Хотела вызвать такси, но передумала. Ей просто необходимо было пройтись пешком. О многом хотелось подумать. То, что история с фотографиями и уходом Анжелы могла свести с ума Максима, это понятно. Но вот что случилось с его лицом – загадка. Может, он там, в Москве, заразу какую подцепил? Теперь думай, заразилась я от него или нет. Может, эта болезнь только половым путем переходит? То-то он меня все в койку тянул!

«Мы оба этого хотели», – мысленно передразнила Макса Леся.

Ладно, хоть жива. Конечно, до слез обидно потерянных семнадцати лет. Да бог с ними, с этими годами. Пусть будет Пупкин, пусть будут семейные трусы и майка в разводах от пива. Пусть будет все это рутинное дерьмо, зато я жива. Леся подошла к обычно оживленной дороге. Сейчас на ней не было ни одной машины. Леся посмотрела налево. Машины так и не появились, и она пошла.

Когда она услышала визг тормозов и увидела приближающуюся смерть с двумя горящими адским светом фарами, она уже не думала ни о Пупкине в трусах, ни о состарившемся Максе. Она успела подумать: «Как хорошо, что я помылась и надела свежее белье…»

Максим чувствовал себя не очень хорошо. А точнее, хреново.

«Я должен встать и закончить начатое. Один день – одна мышка. Сегодня Геннадий Обухов. Счастливчик! Не всем предоставляется возможность умереть не стариком, измученным простатитом и запорами. Он умрет молодым, плохо разбирающимся в расположении печени и почек в собственном организме. Везунчик!»

Несмотря на никудышное состояние, Макс буквально парил по квартире. Вендетта подходила к концу. Мордожопую скотину Владлена Марковича и любимую супругу Макс оставил напоследок.

Раздался телефонный звонок. Мелодия из «Бумера». Это его мобильный! Когда Максим приехал из Москвы, он бросил его в один из ящиков под телевизором. Аккумулятор сел, а зарядку он так и не нашел. Теперь он звонил! Мелодия «Никого не жалко» стояла на Олеге. Макс медленно подошел к тумбочке.

«Никого не жалко, никого. Ни тебя, ни меня, ни его», – напевал под музыку Максим-плохой.

– Заткнись, – зашипел Макс сам на себя.