И ему самому, похоже, надо было отталкиваться именно от этого, если Валентин надеялся хоть на какой-то контакт. Но так как его вроде бы наняли для помощи Агнии, начинать стоило именно с этого конца:

— Я мог бы побеседовать с вашей женой наедине? — вопросительно глянув на Боруцкого, Валентин внимательно наблюдал за реакцией мужчины. Он не был самоубийцей, но надо же было как-то двигаться вперед, а не продолжать и дальше сидеть, обмениваясь ничего не значащими фразами.

В ответ на эту просьбу напряглись оба. Причем Агния, кажется, еще и испугалась. И все-таки, вызвав уважение у Валентина, женщина кивнула, соглашаясь, когда Боруцкий повернулся к ней. За этим обменом взглядами стояло куда больше, чем могло показаться. Валентин имел достаточно опыта, чтобы уловить, что эти двое словно бы успели без слов сказать что-то друг другу и прийти к какому-то решению. Так часто бывало у пар, многие годы проживших вместе. И Валентин это отметил для себя.

А потом Боруцкий поднялся и поманил Валентина за собой:

— Я подожду в коридоре, Бусинка, — проговорил он, повернувшись к жене, после чего вышел за двери вместе с Валентином. — Послушай меня, ты, — закрыв двери, Боруцкий глянул на него совсем другими глазами. Да и тон изменился. Глубоко в душе Валентин снова посокрушался об исправности своего телефона сегодняшним утром. — Если ты ее хоть словом обидишь, хоть пальцем…

— Послушайте, Вячеслав Генрихович, — Валентин прервал его, стараясь сохранить цивилизованные отношения. — Поверьте, я имею достаточный опыт работы. И никогда не причинил ни малейшего вреда, ни одному из своих пациентов. К тому же, Соболев меня предупредил, да и с ним я работал…

Боруцкий усмехнулся. И сделал это так, что Валентин как-то сам собой умолк.

— Соболь предупредил? Не смеши меня. Соболь у нас цивилизованный, культурный. Пристрелить, небось, тебя грозил, — Боруцкий прищелкнул языком. И глянул в сторону двери кабинета, которую держал прикрытой. — Я не такой, университетов не оканчивал и этикетов всяких не знаю, — намеренно грубовато, похоже, хмыкнул он. — Для меня ничего святого на свете, кроме этой девочки — нет. Так что, если ты ее хоть словом расстроишь, — Боруцкий глянул прямо в глаза Валентину, — я тебя живым выпотрошу и заставлю сожрать свои же кишки. И только потом возьмусь за пушку. Усек?

Как-то у Валентина стало сухо во рту. Не то, чтоб он не привык к постоянной угрозе, работая с Константином. Привык. Но, как верно ему только что напомнили, Соболев был разумным, хладнокровным и цивилизованным человеком. Более того, с ним можно было вести диалог. Стоящий же сейчас перед ним мужчина, определенно, был бешенным. Нет, Валентин не сомневался в здравости его ума. Просто реально оценивал темперамент. И то, что Боруцкий, определенно, не шутил. И все-таки, понимая это все, он сумел сглотнуть:

— А с тем, кто довел вашу жену до такого состояния, вы это сделали? — откуда-то нашел силы ровно поинтересоваться Валентин, продолжая оставаться психологом, несмотря ни на что. И желая помочь тем, кто пришел к нему за помощью.