– У нас только две чашки с ручками, – сказала Констанция. – Ей тут чай больше не пить.
– Хорошо, что нет дяди Джулиана, а то кому-нибудь досталась бы чашка без ручки. Ты уберешь комнату дяди Джулиана?
– Маркиса, – Констанция повернулась от плиты и взглянула на меня. – Что же нам делать?
– Дом мы убрали. Еда у нас есть. От Хелен Кларк спрятались. А что нам еще делать?
– Где нам спать? Как узнавать время? Что носить? У нас нет одежды…
– А зачем узнавать время?
– Еда в доме есть, но она тоже когда-нибудь кончится, даже консервы.
– А спать мы можем в моем убежище на протоке.
– Нет. Прятаться там хорошо, но спать надо в постели.
– На лестнице матрац валяется. Наверно, с моей кровати. Можно стащить его вниз, вычистить, высушить на солнышке. Там один угол обгорел.
– Отлично, – сказала Констанция.
Мы отправились к лестнице и, ухватившись за отвратительно мокрый и грязный матрац, стащили его вниз, проволокли через прихожую на кухню и – по чистейшему кухонному полу – к задней двери; с матраца сыпались щепки и осколки. Засов я отодвинула не сразу, сперва осторожно выглянула в окошко, потом вышла и осмотрелась: все спокойно. Мы вытащили матрац на лужайку и оставили на солнце возле маминой мраморной скамейки.
– Как раз тут всегда сидел дядя Джулиан, – сказала я.
– Сегодня чудесный день, вот бы ему посидеть на солнышке.
– Он в тепле умер, – сказала я. – Может, и солнышко перед смертью вспомнил.
– А шаль была у меня. Надеюсь, он не замерз. Знаешь, Маркиса, я посажу здесь что-нибудь.
– А я что-нибудь похороню в память о нем. А ты что посадишь?
– Цветок. – Констанция наклонилась и нежно коснулась травы. – Какой-нибудь желтый цветок.
– Смешно – вдруг цветок торчит посреди лужайки.
– Но мы-то будем знать, зачем он здесь, а больше никто не увидит.
– Я тоже похороню что-нибудь желтое, чтобы дяде Джулиану было потеплее.
– Но сперва, ленивица Маркиса, притащи-ка воды в кастрюльке и ототри этот матрац. А я пойду снова мыть пол на кухне.
Я подумала, что мы будем очень, очень счастливы. Предстоит много забот, предстоит заново налаживать нашу жизнь, но все-таки мы будем очень счастливы. Констанция осунулась – все горевала, что разорили ее кухню, но она скоблила каждую полку, терла и терла стол, мыла окна и пол. Наши тарелки браво выстроились на полке, а консервные банки и уцелевшие коробки со снедью образовали внушительный ряд в кладовке.
– Я обучу Иону таскать нам кроликов на рагу, – сказала я; Констанция засмеялась, а Иона оглянулся на нее и льстиво улыбнулся.
– Этот кот привык к сливкам, ромовым пирожным, яйцам да маслицу, он тебе и кузнечика вряд ли поймает.
– Но я вовсе не хочу рагу из кузнечиков.
– Ладно, кролики-кузнечики, я принимаюсь за пирог с луком.
Пока Констанция мыла кухню, я отыскала коробку из толстого картона и аккуратно ее разорвала; получилось несколько картонок – закрыть стекло на задней двери. Молоток и гвозди оказались в сарае, с прочими инструментами, Чарльз Блеквуд положил их обратно после неудачной попытки починить ступеньку; я прибила картон к кухонной двери, закрыв стекло наглухо, – сюда больше никто не заглянет. Другими картонками я забила окна, и в кухне стало совсем темно, но зато – безопасно.