— Спасибо, мой друг! Вы истинный друг! Я знаю, что вы находитесь в затруднительном положении, — начал было Бек.

Сарычев перебил его и категорически отказался от денег.

— Извините, в прошлый раз взял по пьянке… Я обязательно верну их, — проговорил он, волнуясь. — Что еще интересует вас?

— Степан Ильич, я хотел бы получить информацию еще по двум вопросам… Тут не политические, а, скорее, коммерческие интересы. Американцы, и военные тоже, прежде всего дельцы, предприниматели…

— Что конкретно интересует вас? — спросил Сарычев, разжигая погасшую трубку.

— Мои высокопоставленные коллеги хотят знать, действительно ли СССР вывозит промышленное оборудование с бывших японских предприятий в Маньчжурии? И еще: когда Советский Союз намерен приступить к репатриации японских военнопленных? По нашим сведениям, у вас их более шестисот тысяч. Говорят, одних генералов вы захватили сотни полторы… — Бек протянул Сарычеву зажигалку.

— Тут мои возможности ограничены, — резко ответил Сарычев. — Пойдемте, а то нас потеряют. — Он поднялся, положил трубку в пепельницу. Наглые притязания Бека возмутили его, но тот делал вид, что ничего не замечает.

Пили и танцевали до полуночи. Бек и его жена, прощаясь, тепло благодарили Сарычева, насовали в портфель каких-то подарков.

В гостиницу «Мицубиси», где он обычно останавливался, Сарычев не поехал, чтобы не вызвать подозрений у живущих там сотрудников Советской миссии.

Его довезли до аэропорта Ханэда, в комнатах для летчиков состав менялся, и его позднее возвращение осталось незамеченным.

Шестого ноября в Советской миссии был устроен прием по случаю двадцать девятой годовщины Великой Октябрьской революции. На прием были приглашены офицеры Соединенных Штатов, Англии, Канады, Китая и Новой Зеландии — стран, подписавших год назад на борту линкора «Миссури» акт о капитуляции Японии.

В самом большом зале были расставлены и богато сервированы длинные столы человек на восемьдесят.

В назначенный час за передним столом заняли места Деревянко, Макартур, представители других стран — членов Союзного Совета.

Сарычев с любопытством рассматривал генерала Макартура, командующего оккупационными войсками. Видеть его так близко не приходилось.

Макартур был в обычной защитного цвета форме, ничем не отличавшейся от той, какую носили все военнослужащие американской армии. Во всем облике и манерах генерала, в подчеркнутой простоте костюма чувствовалась нарочитая рисовка. Он почти не вынимал изо рта непомерно длинную и броско грубую трубку, беспрерывно попыхивая ею; держался неестественно прямо; движения были по-солдатски резкими.

Весь вид его как бы говорил: я — простой солдат, ничем не выделяюсь среди других. Макартуру тогда шел шестьдесят седьмой год, однако в его темных волосах, зачесанных назад, не было ни одной сединки.

Кузьма Николаевич обратился к собравшимся с короткой речью: сказал о значении Октябрьской революции, поздравил всех с праздником, выразил надежду, что отношения дружбы и сотрудничества между союзными державами будут крепнуть и развиваться.

Макартур наконец-то вынул трубку изо рта, ответно поздравил генерала Деревянко и всех советских офицеров с национальным праздником.