На второй год своего затворничества я сделал вот что: обрядив старуху Атуа как знахарку и торговку целебными травами, я отправил ее в Александрию с тем, чтобы она разыскала Хармиону и, если та покажется ей заслуживающей доверия, если она убедится в том, что Хармиона не изменила своим клятвам, – открыла ей тайну моего существования. Атуа поплыла в Александрию и через пять месяцев вернулась с приветствием, пожеланиями здоровья и благополучия и дарами от Хармионы. Атуа рассказала, как нашла способ встретиться с Хармионой, как в разговоре обмолвилась о Гармахисе и сказала, что я погиб, и, услышав это, Хармиона, не в силах сдержать свое горе, зарыдала. А потом, заглянув ей в сердце – а старуха была мудра и прекрасно разбиралась в тайнах человеческой души, – она рассказала ей, что Гармахис на самом деле жив и шлет ей приветствие. После этого Хармиона зарыдала пуще прежнего, теперь уже от счастья, расцеловала старуху и вручила ей дары, наказав передать мне, что она верна своим клятвам и терпеливо ждет моего возвращения и часа возмездия. Узнав от нее еще много новостей, Атуа вернулась в Тапе.
А в следующем году мне пришло послание от Клеопатры: опечатанный свиток папируса и великие дары. Я вскрыл папирус и прочитал:
«Клеопатра обращается к ученому Олимпию, египтянину, живущему близ Тапе в Долине Смерти.
Твоя слава, о ученый Олимпий, достигла наших ушей. Ответь на наш вопрос и дай нам совет, и если ответишь мудро и твой совет поможет нам исполнить наше желание, тебя ждут великие почести и богатство, каких нет ни у кого в Египте: как нам вернуть любовь благородного Антония, которого коварная Октавия околдовала и так долго удерживает вдали от нас?»
Я понял, что к этому приложила руку Хармиона: наверняка это она рассказала Клеопатре обо мне и о моей великой учености.
Всю ночь я провел в глубоких раздумьях, призвав на помощь всю свою мудрость, и наутро написал ответ, продиктованный мне великими богами, который должен был привести к погибели Клеопатру и Антония:
«Олимпий, египтянин, обращается к Клеопатре, царице.
Отправляйся в Сирию с тем, кто будет послан указывать тебе путь. Только так ты сможешь вернуть Антония в свои объятия, а вместе с ним и дары, столь великие, что ты и представить себе не можешь в самых дерзких мечтах».
С этим письмом я и отправил обратно гонцов, велев им поделить между собой дары, присланные мне Клеопатрой.
В великом удивлении они убыли.
Клеопатра, ухватившись за мой совет, совпадавший с желаниями ее сердца, тотчас отплыла в Сирию с Фонтейем Капито, и там все случилось так, как я и предсказывал: Антоний вновь не устоял перед ее чарами и подарил ей большую часть Киликии, океанское побережье Аравийской Набатеи, иудейскую провинцию, в которой добывается целебный бальзам, финикийскую провинцию, Сирию, богатый остров Кипр и всю пергамскую библиотеку. Двоих детей, близнецов, которых Клеопатра родила ему после сына Птолемея, Антоний кощунственно назвал «цари, дети царей» и нарек мальчика Александром Гелиосом, как греки называют Солнце, а девочку – Клеопатрой Селеной, то есть длиннокрылой Луной.