Волков на вопрос его не отвечает, сам спрашивает:

— Нуждаешься ли ты в деньгах?

— Я? В деньгах? — кажется, брат Ипполит удивлен. — Так вы мне на книгу давали, у меня сдача еще с тех пор лежит. В деньгах я не нуждаюсь. Господь от корысти миловал.

— Совсем тебе деньги не нужны? — удивляется Волков, понимая, как ему повезло встретить такого человека.

— Господин, живу я лучше, чем в монастыре братия живет, сплю в перинах и тепле, братья спят в кельях на досках и тюфяках, даже зимой кельи не топятся. Разве что лампадой согреваются, да и то если ключник масла даст. Ем еду всякую, которой братья лишь по праздникам балуются, занимаюсь делом любимым, ни аббата, ни приора надо мной нет, чего же мне еще желать, чего Бога гневить глупыми желаниями?

Волков встал, взъерошил волосы у молодого человека на голове:

— Все равно возьмешь денег, купишь себе хорошую одежду. Брата Семиона видел?

— О! — произнес юный монах, кажется, с восхищением.

— Ну, не такую, может, как у него, но хорошую одежду купи. Купишь крест себе серебряный или хотя бы медный. И чтобы одежду новую берег, кровищей и гноем не поганил, при мне должен состоять человек умный, статный и опрятный.

Волков пошел к офицерам, что все еще ждали его.

— Господин, — монах пошел рядом. — Серебряный крест — это хорошо, но, может, дадите лучше мне денег на книгу. Очень нужная книга. Та, что у меня есть, не так хороша, нужен мне атлас по всем костям человеческим, я такую у великого костоправа Отто Лейбуса видел, помните костоправа из Ланна?

— Помню-помню. Хорошо, деньги на книгу получишь, но одежду все равно купи, — закончил кавалер, подходя к офицерам.

Он стал пожимать им руки, всем до единого. Начинал с Брюнхвальда и не пренебрег молодыми людьми из его выезда и рыцарями, говорил при этом:

— Господа, все мы — участники славного дела, первый раз били их на реке, так злые языки, я слышал, говорили, что то был бой нечестный, что исподтишка да на переправе их побили. А теперь всем говорунам и сказать нечего будет. Отцы и деды смотрят на нас без укоризны, посему прикажу к завтрашнему дню готовить пир.

Еще не закончил он руки пожимать всем людям своим, как началось то, чем всегда кончаются победы.

— Кавалер, — капитан фон Финк говорил приглушенно, — дозволите ли мне поговорить с вами наедине?

Волков вздохнул, он уже знал, о чем пойдет речь:

— Что ж, прошу вас.

— Кавалер, для меня честь быть на вашем пиру, но мне пора уже и домой идти.

— Очень жаль, капитан, очень жаль, — отвечал Волков.

— Но прежде чем уйти, я хотел бы получить часть добычи, что причитается мне и моим людям.

— Помилуйте, друг мой, — кавалер сделал вид, что удивляется, — так разве же я не выплатил вам денег вперед?

— Да, выплатили, выплатили, — соглашался капитан, — но по уложению кондотьеров, по которому до сих пор живут все люди воинского ремесла, все равно нам причитается часть добычи, взятая железом, а не переговорами.

Волков поморщился, он и сам наизусть знал воинские правила. Просто не думал, что капитан будет мелочиться:

— И что же вы хотите делить? В лагере горцев мы много не взяли, только то, что смогли унести, большую часть потопили и пожгли. Обоз у них был мал.