— Ну, что еще?

Роха покосился на Гренера, мол, спроси у него. Волков уставился на соседа.

— Еще… К сожалению, был ранен барон.

— Адольф Фридрих Балль, барон фон Дениц, был ранен в той атаке? — уточнил Волков.

— Да, — сказал Гренер, — он заколол одного горца и сломал копье, отъехал и. Поднял забрало.

— И ему в лицо попал арбалетный болт, — закончил за Гренера кавалер.

— Да, — сказал старый кавалерист.

— Куда?

— Говорят, под левый глаз.

Волков выпил вина:

— Что говорит брат Ипполит?

Это был праздный вопрос. Что мог сказать в такой ситуации самый искусный целитель? То же самое, что и сам Волков.

Но Гренер удивил его:

— Ваш лекарь его не осматривал.

Кавалер уставился на него, и взгляд его был немым вопросом.

— Господин барон и кавалер Редль тут же покинули поле боя и поехали на север. Наверное, домой.

— Болт вошел глубоко? — спросил Волков.

— Я не видел, но говорят, что почти до оперения.

«Конечно, до оперения, наверное, наконечник вышел и уперся в заднюю стенку шлема, возможно, что у барона есть шанс».

Не хватало чтобы еще барон погиб здесь. Волков недавно убил и повесил на своем заборе одного придворного графа, местной знати это не понравилось. И ему совсем не хотелось, чтобы любимец всего графства, один из лучших турнирных рыцарей графства, погиб под его знаменем.

— Вы послали человека справиться о здравии барона? — спросил Волков.

Старый кавалерист стоял растерянно и все еще прижимал старую шляпу к кирасе. Стоял и молчал.

«Господи, какой болван». Кавалер вздохнул:

— Немедленно пошлите человека к барону в замок.

— Я немедленно пошлю человека в замок к барону, — Иоахим Гренер поклонился и хотел уйти.

— Сосед, — окликнул его Волков.

— Да, кавалер, — тот остановился.

— Передайте Максимилиану, что я велел выдать вам коня из моих конюшен вместо погибшего.

— О, сосед, друг мой… — Гренер уже сделал к нему шаг, протянул руки. Кажется, обниматься хотел.

— Ступайте, ступайте, — Волков поморщился.

То ли от вина, то ли от хорошей еды, но после обеда он стал чувствовать себя получше. Брат Ипполит как раз пришел, когда он заканчивал. Монах щупал ему лоб, держал руку, спрашивал, спрашивал, спрашивал о самочувствии что-то. Волков с ним говорил и был ему рад, как бывают рады близкому, молодому и умному родственнику.

Монах долго щупал обрубок уха, не горячий ли, и шею посмотрел, но там уже был хороший синий рубец на месте ранения. Потом он пальцами прикоснулся к небритой щеке кавалера:

— Хорошо. Хорошо, что румянец есть, а жара нет. Вы, как поели, тошноты не чувствовали, позывов ко рвоте не было?

Волков поглядел на него из-под бровей и строго с недоумением сказал:

— Тошноты?

— Лекарство слишком крепкое пили долго, может нутро воротить и слабить чрево и стул, — пояснил юный врачеватель. — Так не воротит вас от еды?

Кавалер продолжал молча смотреть на молодого человека.

«Монашек уже не тот, что прибежал за мной в замок госпожи Анны».

Брат Ипполит возмужал. Ему и бриться уже можно. Лицо обветренное, руки зачерствелые, как у мужика. И сильные. Одежда монаха уже совсем стара, из рукавов нитки торчат, свисают. Капюшон, кем-то оторванный, наполовину пришит криво и простыми грубыми стежками, шерстяные носки, которые он надел под сандалии, мокры совсем. Деревянный крест на бечевке, сам подпоясан веревкой. Монашеская одежда спереди и все рукава в темных потеках — врачевал раненых.