Путь по грунтовке занял минут пять-шесть, а потом справа появился просвет, сосняк начал редеть.

Полторы дюжины дворов Сафроновки, большая часть которых была однотипно-безупречными иллюстрациями на тему «Разруха и запустение», расположились гигантской запятой. Её «хвостик» упирался в грунтовку, а «точка» огибалась довольно шустрой и чистой речушкой. Вроде бы Близянкой… Или Резвянкой. Раз Дергач точно не помнил, значит, это было неважно.

Если отрешиться от гнетущего вида заброшенных домов, то место начинало выглядеть очень живописным, словно сошедшим с картин Шишкина. Ян мысленно согласился с Грибушиным: дорогу нормальную сделать, участок расширить, заводь можно выкопать, всё облагородить – уйдут дома влёт. До городской окраины чуть больше десяти километров, на любых колёсах – пустяки… За один пейзаж к цене можно процентов тридцать накидывать. Если не пятьдесят.

Внедорожник остановился в полусотне метров от первого дома. Ян выключил мотор, прислушался.

Тишина над Сафроновкой стояла абсолютная, изначальная… Мёртвая.

До нужного Яну места предстояло идти пешком. Обитель «шизанутой бабки» располагалась левее Сафроновки, метрах в трёхстах с гаком, в небольшой лесной низине. Туда убегала еле заметная тропинка, резко пропадавшая из виду уже через два десятка шагов, словно уходила под землю во всё том же сосняке.

Дергач вытащил из бардачка тонкие нитяные перчатки, надел. Сильно надавил на боковину пассажирского подголовника основанием ладони и немного сдвинул вправо. В открывшемся тайнике лежали «чистый» «макаров» с запасной обоймой, хищное зелёное яйцо «эргэдэшки» и кастет. В лесной глуши можно было обойтись без предосторожностей, но привычка не оставлять следов во всём, что касалось «работы», сидела у Дергача в подкорке…

Пистолет и граната были подстраховкой, больше всего Ян любил убивать голыми руками. Как ни странно, отсутствие своего страха начало всерьёз тяготить Дергача через год после убийства Инквизитора. Пять лет кое-как спасала работа на Грибушина, Ян физически чувствовал страх жертвы, и ему легчало. Но Лёня-Мухомор забирался всё выше, наращивая свои возможности решать дела без крови. Пугать детей и старушек своей внешностью Дергача не устраивало, в этом было что-то от дурной клоунады – унизительное, ощутимо бьющее по его самолюбию. К тому же это был не страх смерти. А к тому времени Яну надолго и качественно хорошело только от него…

И тогда Дергач начал добывать этот страх сам.

Он прикупил домик в пригороде, переоборудовав его подвал в пыточную мастерскую. Случайно или подсознательно сделав её похожей на ту, в которой побывал сам.

У его жертв не было ничего общего, кроме принадлежности к социальному дну. Местный пьянчуга, придорожные проститутки, ищущие заработка гастарбайтеры и тому подобный «материал».

Понятно, что внешность Яна отпугивала многих. Но, как правило, испуг быстро сглаживался, стоило Дергачу показать несколько тысячных купюр и с деланой неохотой нацарапать в блокноте полдюжины фраз про «давнишнюю аварию, изуродовавшую его самого и унёсшую жизни родителей». Некоторые упорно сторонились жутковатого незнакомца, и Ян никогда не настаивал. Не первый, так второй, третий…