Инна отрицательно замотала головой и попятилась, когда к ней потянулось узкое подрагивающее, сотканное из тьмы щупальце. Шаг, второй, третий… Спина почувствовала бетонное ребро столба, щупальце висело в считаных сантиметрах от лица, и Инна сделала единственное, что могла: закрыла глаза.

Прикосновение было коротким, безболезненным. Голос издал блаженный стон. Щупальце тут же отдёрнулось, после чего пришло понимание, что дурнота исчезла. Доступ к ячейке памяти был свободен.

И Инна вспомнила.

В следующий миг она упала на колени, и окружающий мрак начал жадно впитывать в себя её вой: надсадный, безысходный, почти нечеловеческий…

– Витенька, ну, ты же прекрасно знаешь – женщины любят ушками…

Миловидная златовласка с фигуркой балерины невинно захлопала голубыми глазами, прикусила нижнюю губку, грациозно повела плечиком.

– Ну, знаю… – мрачно буркнул Крохалёв, делая очередную безуспешную попытку сосредоточиться и выбрать что-нибудь из тощенького меню. – И что?

– Витя-Витенька-Витюша, жаждут ласки мои уши, – негромко пропела блондинка на мотив полузабытой попсы. – Господин полицейский, не обижайте девушку и журналиста, поделитесь подробной информацией…

– А мне что с этого? – прямолинейно бухнул веснушчатый, круглолицый здоровяк. – Половину гонорара за писанину твою отжимать у меня совесть не позволит, на свидание опять не придёшь. Да и нет у меня сейчас времени на эту лирику… Половина выходного раз в три недели. Короче – можешь кукситься, но выгоды не вижу.

Девушка ничуть не смутилась и расстегнула две верхние пуговицы на блузке:

– Жарковато здесь…

– Слышь, восходящая звезда провинциальной журналистики… – Крохалёв отложил меню, стараясь смотреть в глаза собеседнице, не ниже. – Писала бы про богему местную, про торжественное открытие пятисотой урны. Вон, у Филачёвых из Липового переулка самогонный аппарат себя поясом шахида вообразил: знатно шарахнуло. Прямо бестселлер, расписывай – не хочу. Мариночка, кровища, трупы тебе зачем? Ты жмура вживую видела? Нет, не после морга, когда они облагороженные. А после того, как над ним колюще-режущими-пилящими вдоволь поупражнялись… На редкость хрено-о-овое зрелище.

Блондинка безмятежно пожала плечиками:

– Витя, я же тебя не пытаю: почему ты на этой работе уже восемь лет, если от неё одни минусы. Вот и ты меня не тормоши, почему я о «Высовской твари» писать надумала. Тебя же не волнует, кто в своё время о сестрах Гонсалес написал? Ну вот… Ты выбрал что-нибудь?

Она забрала у Крохалёва меню, быстро пролистала. Вскинула руку, подзывая официантку:

– Мне чай с чабрецом и пару ватрушек с повидлом. А этому идеальному мужчине и грозе местного криминала – пива местного, он другого не пьёт. И к пиву чего-нибудь… Вот, колбасок и гренки с чесноком.

Официантка ушла, Марина снова посмотрела на Виктора:

– В общем, так. Едим, пьём. Если к последнему глотку пива не созреешь ничего рассказать – я расплачиваюсь и разбегаемся. Устроит?

– Когда это я за твой счёт хоть яблочный огрызок съел… – проворчал Крохалёв. – Хрен с тобой, вытягивай душу.

– Рассказывай что знаешь, – улыбнулась Марина, вытаскивая из сумочки диктофон. – А восходящая звезда сама потом факты рассортирует и всё в лучшем виде изложит. И насчёт свидания серьёзно подумает.