Жанна внимательно следила за выражением лица Анжелины. Тронутая ее отчаянием, она вмешалась:

— Я тоже думала, что Анри проживет у нас год, но Эвлалия устала. Ее муж сердится, потому что вчера ей стало нехорошо. Знаете, здоровье кормилицы надо беречь. А скоро ей придется кормить и собственного ребенка.

— Но вы, по крайней мере, не отняли ребенка от груди, не предупредив меня? — возмутилась Анжелина, пристально глядя на сына.

— Нет, — сухо ответила Эвлалия. — Я даю ему грудь по утрам, только по утрам. Мне очень жаль, мадемуазель, но я так больше не могу. Если вы согласитесь, чтобы ребенком занималась моя мать, она будет кормить его жидкой кашей из ложечки четыре раза в день. Он настоящий обжора и не почувствует разницы.

Новость так ошеломила Анжелину, что она никак не могла собраться с мыслями. У объятой паникой женщины в голове был хаос. «А я-то думала оставить малыша в этом доме еще на несколько месяцев, точнее, до двух лет! Кто о нем будет заботиться, когда я уеду учиться в Тулузу? Я ни за что не отдам его в богадельню или сиротский приют. Нет! Никогда!»

Решительным жестом Анжелина взяла Анри на руки и прижала его к груди. Ребенок рассмеялся, стараясь поймать шнурок от ее белого ситцевого чепца. Затем он схватил прядь ее волос.

— Маленький озорник! — воскликнула Анжелина. — А ты сильный!

Анжелина боролась с желанием коснуться губами гладкой кожи своего сына.

— Жанна, если вы возьмете ребенка на свое попечение, я думаю, что его бабушка не станет возражать. Надеюсь, что от каши у него не будет болеть живот. А вдруг возникнут колики? Бедный малыш!

— Не он первый, не он последний, — оборвала Анжелину Эвлалия, завистливо глядя на нее.

Кормилица вряд ли помнила, когда почувствовала зависть к мадемуазель Лубе. Возможно, в тот момент, как ее муж лестно отозвался о молодой женщине, когда та приезжала к ним в июле. Или же она считала эту горожанку слишком гордой? Эвлалия отказывалась искать истинную причину своих чувств. В этот вечер она внимательно рассматривала безукоризненно сшитую коричневую саржевую юбку Анжелины и кожаный пояс, охватывающий тонкую гибкую талию молодой женщины. Шелковая розовая блузка, расшитая цветами, также приводила Эвлалию в восхищение.

«Честное слово, она слишком хорошо одевается. Наверняка ее содержит какой-нибудь мужчина, — говорила себе кормилица. — Черт возьми, скоро она привезет к нам второго ребенка!»

Красоту Анжелины подчеркивал даже белоснежный чепец.

— Положите Анри в колыбель. Хватит его тискать, вы уже надоели ему, — резко сказала Эвлалия. — Сейчас он должен спать.

Молодой женщине показалось, что ей с размаху дали пощечину. Растерявшись, она покачала головой.

— Если он начнет плакать, я уложу его. С ребенком надо играть. В конце концов, что я плохого сделала? Мне платят, чтобы я присматривала за малышом. А вы, Эвлалия, не имеете права мне приказывать.

Назревала ссора. Но тут раздался стук в дверь и на пороге появился дородный мужчина. Он снял широкий черный берет, и солнечный лучик упал на его рыжую шевелюру.

— Анжелина! Ты приехала в Бьер, но даже не подумала зайти к дядюшке и поприветствовать его! Неужели ты не в состоянии дойти до Ансену?