– Серов, я начинаю сомневаться в собственной адекватности, – хмыкнула, перебирая в задумчивом жесте его волосы и отчетливо понимая, что безнадежно попала. Придушить Антона хотелось чуть меньше, чем час назад, а зубоскалить, наоборот, больше: – Потому что связаться с тобой могла только ненормальная, ушибленная на всю голову личность.
– А ты разве другая? – с легким прищуром спросил мужчина, не спеша поднимаясь с колен и ведя ладонями вверх по моим обнаженным и вмиг покрывшимся мурашками ногам.
– Туше, *[1] – щелкнула его по носу, глотая возражения и совершенно не ожидая, что Серов подхватит меня на руки, перевернет и будет кружить до тех пор, пока я полностью не потеряю способность ориентироваться в пространстве.
Когда меня, в конце концов, отпустили, на ногах я не стояла от слова «совсем», пошатываясь, словно подвыпившая березка на ветру. Так что пришлось позорно капитулировать и принимать предложенную помощь, пряча лицо у Серова на груди. Неконтролируемое тепло электрическим разрядом пробежалось по телу, успокаивая и заставляя забыть и об омерзительном Грацинском, и о предстоящих гастролях. И о телефоне, впопыхах брошенном на пассажирском сидении моего верного железного друга.
Чтобы вскоре катить в неизвестном направлении, устроив голову у Антона на коленях и изредка отвлекаясь на проносящиеся огни. Выводя на черной ткани джинс беспорядочные узоры-дорожки и трепетно ценя такое редкое, но такое блаженное спокойствие.
А потом, стоило только кии затормозить, выскакивать из авто и наперегонки бежать к киоску с мороженым, заказывая себе фисташковое и пробуя у Антона пломбир, политый клубничным сиропом и посыпанный шоколадной крошкой. Потому что чужое всегда вкуснее, правда?
Позволять ловким пальцам стирать остатки сладкого лакомства с перепачканных губ и радостно жмуриться, посылая в длинное эротическое путешествие пытающиеся возродиться из пепла сомнения. И прижиматься теснее к Антону, неторопливо лавируя в потоке таких же расслабленных, разморенных летней жарой прохожих.
– Я девочка. Я девочка. Лучше бы я умер, *[2] – сидела на не удобной лавочке открытого кинотеатра и жевала купленный у молоденькой продавщицы в красно-белой полосатой кепке карамельный попкорн. Вторила заученным еще в детстве цитатам из тогда черно-белого фильма, вызывая приглушенный низкий смех у своего спутника.
А, когда шли по освещенной фонарями аллее, распевала во весь голос «I wanna be loved by you, just you and nobody else but you» *[3] и скользила из стороны в сторону в шутливых па. Чтобы едва не быть сбитой зазевавшимся велосипедистом и вместе с Антоном упасть на мягкий, ровно подстриженный газон из ярко-зеленой травы. И с восторгом рассматривать пусть и слегка меркнущие из-за искусственного света созвездия на темно-синем, чернильном небе.
Поднималась, отряхивая сарафан и вытаскивая травинки из растрепавшейся шевелюры. Возвращалась нехотя к припаркованному авто, прощаясь с сиявшим разноцветными огнями ночным парком. И по привычке закидывала ноги на приборную доску, пока Антон искал что-то в бардачке. На поверку чем-то оказалась сова на тонкой серебряной цепочке, бережно обвившей мою кисть. С блестящими ярко-синими глазами-бусинками она была маленькой копией той, что висела у меня на груди.