Но в первую очередь Хобкау был знаменит своими утками. Рисовое поле – отличный источник пищи для утки, и в начале XX века, когда рис ещё выращивался на побережье в Южной Каролине, я считаю, что не было лучшего места для охоты во всех Соединённых Штатах. Когда рисовые поля в Южной Каролине забросили, утки начали пропадать с болот Хобкау. Другой причиной их исчезновения отсюда стало разорение мест в Канаде, где они выращивали птенцов. Каждый год там собирали миллионы яиц, которые продавали булочникам.

Изобилие уток в Хобкау привело к распространению здесь браконьерства, из-за чего как-то я даже чуть не лишился жизни. Когда я купил Хобкау, эти болотистые территории сдавались спортивным клубом из Филадельфии в аренду спортсменам. Этот стрелковый клуб постоянно имел трения по поводу браконьерства с четырьмя братьями Сони Кейнса. Несколько поколений семьи Кейнс жили в Хобкау или окрестностях и делали намёки на свои права на эту землю.

Однажды Болл Кейнс и его брат Хакс отправились на лодке вверх по течению, туда, где занимался стрельбой один из членов клуба. Сидя в лодке с двуствольными ружьями на коленях, они принялись поносить «северянина» и высказываться о том, что думают обо всех янки вообще.

Когда я вступал во владение землями, два брата, Боб и Плути, поступили ко мне на работу в качестве проводников. Болл и Хакс продолжали браконьерничать. Однажды утром я поймал Хакса на моей земле, на расстоянии не более полумили от меня. Я обнаружил при нём 166 уток. Сурово отчитав, я тем не менее сумел обезвредить его, пригласив работать к себе вместо занятий браконьерством.

Но мне никак не удавалось отучить от браконьерства Болла Кейнса. Он не обращал внимания ни на угрозы, ни на увещевания. После того как я исчерпал все мирные способы убедить Болла оставить это занятие, я настоял на аресте его и ещё одного браконьера. Их приговорили к девяти месяцам заключения. Пока Болл был в тюрьме, мой адвокат присматривал за его женой и детьми, но, когда Болла освободили, он вновь стал нарываться на неприятности.

Однажды Хакс Кейнс возвращался вместе со мной с утиной охоты на «президентском месте». Вдруг Хакс встревоженно предупредил:

– Мистер Берни, у причала стоит Болл. Вам лучше быть осторожным.

Хакс начал поворачивать лодку. Я сказал ему развернуться и пристать к причалу, что он и сделал. Когда я вылезал из лодки, Болл с проклятиями бросился ко мне и прокричал, что отправит мою душу в ад. Он прицелился в меня из ружья.

У меня до сих пор перед глазами те два ствола. Я был так напуган, что продолжал по инерции идти на Болла и спрашивать его, понимает ли он, что делает.

Как раз в этот момент к причалу побежал один из моих служащих капитан Джим Пауэлл с большим шестизарядным револьвером в руке. Болл на какой-то момент отвернулся. Я схватился за стволы его ружья и толкнул их вверх.

После этого мои проблемы с браконьерами закончились. Пауэлл, мужчина шести футов четырёх дюймов (193 см) роста, сухощавый и бесстрашный, стал моим охранником.

Меня постоянно угнетала мысль, что я посадил человека в тюрьму только за то, что он стрелял уток. Но сами по себе утки здесь были ни при чём. Я знал, что если Болл будет их стрелять, то и любой сможет делать то же, и вскоре моя земля станет местом рандеву браконьеров. Меня не будут уважать ни браконьеры, ни кто-либо ещё. Как говорил мне мой отец, когда рассказывал о Маннесе Бауме: в Южной Каролине если ты позволишь себя безнаказанно оскорбить, то ты – конченый человек.