Но на этот раз все должно быть по-другому, у меня, возможно, будет компенсация: его унижение. Хотя, в сущности, униженными являемся мы оба.

Он пришел с опозданием и, извиняясь, сказал, что ему пришлось придумывать какую-то чушь для жены. Бедная жена, подумала я, но сегодня вечером он понесет наказание и за тебя тоже.

Он меня застал в тот момент, когда я была в постели и наблюдала за огромной мухой, громко бившейся о лампочку, подвешенную к потолку. Это меня раздражало, я думала, что люди конвульсивно бьются супротив мира точно так же, как эта глупая тварь: создают шум, беспорядок, кружение вокруг тех вещей, которые они никогда не сумеют полностью схватить в свои руки; иногда люди путают свои желания с западней, там они в изумлении и остаются, сгнивая под синим светом внутри абажура

Фабрицио поставил свой «дипломат» и остался в дверях, наблюдая за мной в тишине. Его глаза были красноречивы, его возбуждение под брюками мне это подтверждало: я должна бы его сегодня помучить, и помучить злостно.

Потом он заговорил:

– Ты уже изнасиловала все мои мысли, ты вошла внутрь меня. Сейчас ты должна изнасиловать мое тело, ты должна сделать так, чтобы часть тебя вошла бы в мою плоть.

– Тебе не кажется, что при таком раскладе нельзя понять, кто из нас раб, а кто хозяин? Буду решать я, что мне делать, ты же должен только терпеть. Иди сюда! – И я заорала, как самая настоящая хозяйка.

Он направился к постели торопливым шагом, а я, разглядывая хлыст и фаллос на тумбочке, почувствовала, как во мне вскипает кровь и как меня подстегивает некое безумство. Я хотела знать, какой оргазм он мог бы испытать, но всего больше я хотела видеть его кровь.

Без одежды он напоминал червяка, его кожа была блестящей и податливой, почти совсем без волосков, его живот был широким и надутым, его половой член неожиданно стал возбужденным. Я подумала, что подарить ему нежное насилие, как в моем сне, – это было бы слишком, он заслуживал другого наказания – сурового, сильного, злобного. Я его заставила растянуться на полу животом вниз, мой взгляд был надменным и холодным, даже отрешенным, у него застыла бы кровь в жилах, если бы он его увидел. Он повернулся ко мне лицом, побелевшим и потным, и я тут же с силой воткнула ему в спину каблук своего кожаного сапога. Его плоть была исхлестана моей местью. Он кричал, но кричал тихо, может, он плакал; мой ум был в таком помраченном состоянии, что для меня было невозможно различать звуки и цвета вокруг меня.

– Ты чей? – спросила я ледяным тоном. Протяжный предсмертный хрип и потом прерывистый голос:

– Твой. Я твой раб.

Пока он это произносил, мой каблук спустился по его позвоночнику до самых ягодиц и стал надавливать.

– Нет, Мелисса… нет… – говорил он, сильно задыхаясь.

Я была не в состоянии продолжать, я протянула руку к тумбочке, взяла свои аксессуары и положила их на кровать. Я его перевернула ударом ноги, и теперь он лежал на спине.

– Повернись! – снова я приказала ему.

Он повиновался, я уселась верхом на его ляжку и, не отдавая себе отчета, начала теребить его, млея, касаясь его своим облегающим комбинезоном.