– Подозревать что? – спросила я с любопытством, почти в истерике.

Она посмотрела на меня своими блестящими глазами:

– Нет, я не могу тебе это сказать, извини… не могу…

Затем она посмотрела куда-то вдаль и сказала:

– Что я не только лесбиянка…

А кто же я? Даже еще не женщина, потому что по документам я еще слишком маленькая, существо женского пола, которое ищет защиту и любовь в объятиях женщины.

Но сейчас я тебе вру, дневник, я никогда бы не позволила своей половинке так походить на меня, я должна быть единственной женщиной как частью целого. То, что я в Летиции разглядываю и чего желаю, – это не только ее тело – ее плотскую суть, но при этом и духовную тоже. Она мне нравится вся, она меня завораживает и волнует, с некоторых пор она – главное действующее лицо в моих фантазиях.

Любовь, которую я ищу всегда, порою мне кажется такой далекой, такой не для меня…

Когда сегодня я вышла из дому, отец сидел на диване и с отсутствующим видом смотрел телевизор.

Так же безразлично он спросил, куда это я направляюсь, и я подумала, что абсолютно бесполезно ему что-то отвечать, все равно выражение его лица останется таким же, а он сам останется на диване.

Если бы я ему сказала: «Иду на квартиру, которую только что купил один женатый мужчина, с которым я трахаюсь» – результат был таким же, если бы я сказала: «Иду к Алессандре делать уроки».

Я тихо закрыла дверь, чтобы не отвлекать его от его мыслей, таких далеких от меня.

Фабрицио дал мне ключи от квартиры, просил подождать его там, сказал, что после работы он сразу туда придет.

Я еще не видела этой квартиры, но ты можешь себе представить, дневник, как она мне нужна.

Я поставила мотороллер около дома и вошла в полутемный и пустой подъезд.

Голос консьержки (она спросила, кого я ищу) заставил вздрогнуть от неожиданности, и меня обдало жаром.

– Я здесь буду жить, – сказала я громко, отчеканивая слова, полагая по своей дурости, что она, может быть, глуховата.

Она же это сразу разъяснила:

– Я не глухая. На какой этаж вам нужно?

Я задумалась и потом сказала:

– На третий. Квартира, которую только что купил синьор Лаудани.

Она засмеялась и сказала:

– Ах да! Ваш отец просил передать, чтобы вы обязательно закрывали дверь на ключ изнутри.

…Мой отец? Я ничего ей не ответила, было бы бесполезно и даже смешно ей объяснять, что он мне не отец.

Я открыла дверь и в ту же самую секунду подумала, как глупо и бессмысленно то, что я собираюсь делать. Глупо, потому что я этого абсолютно не хочу.

Весь довольный из себя, Фабрицио кретинозным голосом сказал, что этот день должен быть особенным, что мы должны отпраздновать «наш приют любви» чем-нибудь запоминающимся. Последний раз я делала что-то, что мне объявили «запоминающимся», – когда сосала хуи у пяти человек в темной комнате, где пахло марихуаной. Надеюсь, что по крайней мере сегодня будет другая тема.

Прихожая была довольно маленькой и даже убогой, ее оживлял только красный ковер; отсюда просматривались все комнаты, вернее, просматривались частично: спальня, маленькая гостиная, кухонька и кладовка. Я не пошла в спальню, чтобы не видеть вблизи того уродства, которое он устроил перед кроватью, а направилась сразу в гостиную. Проходя мимо кладовки, я не могла не заметить три разноцветные коробки, поставленные прямо на пол. Я включила свет и вошла. Перед коробками лежала записка, написанная крупными буквами: