Девочка ответила Николке признательным взглядом. Ваня неловко улыбнулся – судя по всему, он был готов писать и по два раза в день.

– Никогда не прощу, cher cousin[80], что вы не рассказали нам с Русаковой про свои путешествия в будущее, – заявила меж тем Марина. – Как подумаю, что мы могли увидеть, – досада берет, хоть плачь! Все-таки вы эгоисты и поступили гадко. Правда, Русакова?

– А я не жалею, – легко ответила Варенька. – То есть немного жаль, конечно, но мне Иван все расскажет, так? – и девочка взглянула на Ивана. Тот ответил глуповато-счастливой улыбкой и незаметно пожал девушке пальцы.

– Да, надо еще к вам зайти, на Спасоглинищевский… – спохватился Николка. – Нине Алексеевне письмо от брата передать. Господин лейтенант шлет свои извинения – он не смог приехать, у него там какая-то очень важная комиссия в Адмиралтействе по всем этим минным делам. Он же все эти полгода работает, чтобы технику из будущего здесь, у нас делать, для русского флота…

– А императрица прислала тете Нине икону Богоматери скорбящей, – сказала Варя.

Глаза ее сделались грустными. Николка покосился на кузину – Марина опустила голову, скрывая набежавшую слезу.

– И еще – шкатулку со своим портретом, – продолжала Варя. – А на обратной стороне крышки – гравировка: «Спасибо за замечательного сына». И сказали, что Сережу теперь навечно зачислят в список Первого кадетского корпуса.

– Понятно… – произнес Иван. – Жаль только, что его самого этими зачислениями, иконами и шкатулками уже не вернешь…

– Нина Алексеевна сразу лет на десять постарела, целыми днями плачет, из дома не выходит, – вздохнула Варя. – Я уж думаю – может, мне тихонечко в дортуар перебраться, при гимназии – ну чтобы не напоминать ей лишний раз о сыне?

– Не вздумай! – запротестовала Марина. – Этого еще не хватало! Наоборот, ты должна поддержать сейчас тетку, а не сбегать непонятно куда…

Некоторое время все четверо шли молча. Над Москвой сияло ярко-голубое небо – весна в этом году наступала рано, по тротуарам уже струились ручейки талой воды, неумолчно звенела капель, и воробьи весело скакали по мостовым, выклевывая зернышки из навозных куч. Мимо протарахтела пролетка – московские извозчики уже ставили сани в сараи, до следующей зимы, и переходили на колесный ход. Москва просыпалась от зимнего оцепенения, радуясь яркому солнцу и подступающему теплу…

– А жаль все-таки, что все это закончилось, – сказал вдруг Николка. – Я имею в виду нашу… калитку в будущее. Вот бы и дальше так все было! Как хорошо – ходили туда-сюда, пока Геннадий этот чертов…

Иван наконец отвел взгляд от Вареньки – руки ее, впрочем, не выпустил и по-прежнему крепко сжимал девичью ладошку, – и улыбнулся.

– Ну что ты, Никол… – серьезно сказал он. – Какое там «закончилось»? Все еще только начинается.