Он снова сглотнул, скривившись от боли. Его ручной терминал просигналил, и он посмотрел на борт, который был самым заметным в пространстве станции. Ярко-желтые буквы на чёрном фоне, шрифт, больше акцентирующий внимание на читабельности, а не красоте. Его дальний рейс к Луне подтвердили. Стартовое окно откроется через три часа. Он постучал по экрану своего терминала, чтобы сообщить автоматизированной системе, что он будет на борту, и пошёл искать, чем можно было бы убить три часа.

У ворот был бар. Так что это было легко.

Он не хотел напиваться и пропустить свой рейс, поэтому он пил пиво. Пил медленно и методично, махая бармену каждый раз, когда пива на дне оставалось немного, чтобы, пока он допьет этот бокал, его уже ждал следующий. Он стремился к приятной расслабленности, и он точно знал, как быстро туда добраться.

В баре особо не было чем развлечься, поэтому он мог сосредоточиться на бокале, бармене и следующем напитке. Комок в горле утолщался с каждым глотком. Он не обращал внимания. Остальные посетители в баре были тихими, читали ручные терминалы или шептались небольшими группами, пока пили. Все на пути в другое место. Сам бар не был их пунктом назначения; он был местом, куда можно случайно заглянуть во время путешествий, а потом совершенно о нём забыть.

Лидия умерла.

Он провёл двадцать лет, думая о ней. Татуировка в виде её лица над его сердцем была частью этого, конечно же. Каждый взгляд в зеркало без рубашки был напоминанием. Но помимо этого, каждый день был выбор с отголоском этого напоминания. И каждый выбор, который он сделал, начинался с маленького голоса в его голове, спрашивающего, что бы Лидия хотела, чтобы он сделал. Когда он получил сообщение от Эриха, он понял, что не видел и не разговаривал с ней более двух десятилетий. Это означало, что она была на двадцать лет старше, чем когда он ушёл. Сколько ей тогда было лет? Он мог вспомнить седину в её волосах, морщинки вокруг глаз и рта. Старше его. Но ему было пятнадцать, и «старше его» было огромной областью, в которую попадало большинство людей.

И теперь она была мертва.

Может быть, кто-то на двадцать лет старше женщины, которую он помнил, был достаточно стар, чтобы умереть от естественных причин. Может быть, она умерла в больнице или в своей собственной постели, тёплой, комфортной и окружённой друзьями. Может, у неё была кошка, спящая на ногах. Амос надеялся, что это правда. Потому что, если это не так, если это не естественные причины, он собирался убить каждого человека, даже удалённо причастного. Он рассмотрел идею в своем уме, вращая её и так, и этак, ожидая понять, остановила ли Лидия бы его. Он сделал ещё один долгий глоток пива, обжигающий горло. Он и правда надеялся, что не заболеет.

«Ты не болен, — сказал голос Лидии в его уме, — тебе грустно. Ты скорбишь. Комок в горле. Полое пространство позади грудины. Ощущение пустоты в желудке, сколько бы пива ты туда не залил. Это скорбь».

— Да, — произнес Амос вслух.

— Что-то нужно, приятель? — спросил бармен с профессиональным равнодушием.

— Ещё один, — сказал Амос, указывая на свой полупустой бокал.