Найдите ответ в своей тетрадке для конспектов, профессор Пэлас: как все это сказывается на мотивации? Как отзывается сознание этой невыносимой неизбежности?
Подтвержденного алиби на время смерти нет. С его слов, был дома, читал.
В норме мы бы в этом случае обратились к мотивам. Поинтересовались бы их совместным времяпрепровождением. Итак, в последние часы они смотрели «Далекий белый блеск» и накачивались пивом. Может быть, поссорились из-за женщины или вспомнили какую-нибудь дурацкую обиду времен начальной школы и разгорячились?
Первое, что говорит против такой гипотезы: Питер Зелл был убит иначе. Поссорившись в пьяном виде из-за женщины или припомнив старые обиды, убивают битой, ножом или из «винчестера». А здесь человек задушен, после чего тщательно и обдуманно создано впечатление самоубийства.
И второе «против»: саму концепцию мотива в контексте нависшей над нами катастрофы приходится пересмотреть. Люди теперь совершают самые разные поступки, а определить их мотивы невозможно или очень трудно. За последние месяцы мир повидал каннибализм, оргии, волну благотворительности и добрых дел. Попытки социальных революций и религиозных переворотов, массовые психозы в ожидании второго пришествия или возвращения зятя Магомета, Али, владыки правоверных, или нисхождения с неба на Землю созвездия Ориона вместе с мечом и поясом. Люди проектируют ракеты, строят домики на деревьях, берут по нескольку жен, устраивают стрельбу в общественных местах, поджигают себя, учатся на врача, а врачи тем временем бросают работу, строят себе хижины посреди пустыни и проводят дни в молитвах.
В Конкорде, насколько я знаю, ничего подобного не было. Однако ответственный следователь обязан рассмотреть вопрос мотивации в новом свете, в свете открывшихся необычных обстоятельств. С точки зрения правоохранителя, конец света многое меняет.
На Альбин-роуд, сразу за Бливенсом, мою машину заносит вправо на наледи, и я напрасно пытаюсь вывернуть влево. Руль бесполезно проворачивается в руках, я кручу то туда, то сюда и слышу, как с лязгом бьются о бордюр цепи на колесах.
– Давай, давай! – подбадриваю я, но, похоже, колеса утратили связь с рулевой колонкой и вращаются сами по себе, а машину сносит вправо, как гигантскую хоккейную шайбу, и она съезжает к кювету за обочиной дороги.
– Давай, – повторяю я, – давай же!
Живот у меня свело, я бью по тормозам. Впустую – машину разворачивает перпендикулярно дороге, и я чувствую, как задние колеса приподнимаются, а передние все скользят вперед, к кювету. Внезапно они натыкаются на толстый крепкий ствол какого-то вечнозеленого деревца, и мою голову отбрасывает на подголовник.
И все замирает. Внезапное полное молчание. Мое дыхание. Где-то кричит зимняя птица. Слабо, безнадежно сипит мотор.
Я понемногу замечаю тикающий звук и через секунду понимаю, что стучу зубами. Руки тоже дрожат. И колени дергаются, как у марионетки.
Удар стряхнул с деревца снег, снежинки еще опадают на землю в искусственном буране и запорашивают ветровое стекло.
Я начинаю шевелиться – охлопываю себя как при обыске подозреваемого. Нет, цел. Я цел. Машина спереди помята – одна большая вмятина точно по центру, словно какой-то гигант дал ей хорошего пинка.