– Сижу я это в Бостоне, в конференц-зале, роюсь в дубликатах, и тут вваливается не кто иной, как Марвин Кессел. Знаете такого?

– Нет, сэр. Я благодарен вам за помощь, мистер Гомперс.

Дело было не в страховом мошенничестве. Совсем не в нем.

– Марвин Кессел, к вашему сведению, помощник управляющего региональным отделением Атлантического побережья и Северо-Востока. И он весьма заинтересовался, что за чертовщина происходит в Конкорде. Вот. Теперь ему известно, и в Омахе известно, что у нас пропадают дела и происходят самоубийства. Все это у нас.

Тон у него, как у моего отца. «Потому что это Конкорд!»

– Так что теперь я лишусь работы вместе со всем нашим филиалом. Они тоже останутся без работы! Всех вышвырнут на улицу. Так что, надеюсь, у вас есть чем писать, детектив, потому что у меня для вас информация.

Я беру ручку, и Гомперс мне все излагает. Ко времени смерти Питер работал над претензией, поданной миссис В. Р. Джонс, директором института «Новые горизонты», некоммерческой организации в штате Нью-Гэмпшир. Его главное отделение находится в Нью-Касле, что на побережье, близ Портсмута. Институт застраховал исполнительного директора мистера Бернарда Тэлли, а тот покончил с собой в марте, так что «Мерримак, жизнь и пожары» занималось расследованием страхового случая.

Я по старой привычке записываю все, хотя это неважно, совершено неважно.

Гомперс замолкает. Я благодарю и смотрю на часы. 9:02, в любую минуту может позвонить Фентон с нужным мне подтверждением, и я сяду в машину, чтобы отправиться за убийцей.

– Мистер Гомперс, я ценю вашу жертву. Но идет следствие по убийству. Это важно.

– Вы не представляете, молодой человек, – говорит он. – Вы не представляете, как это важно!

Он вешает трубку, а я готов ему перезвонить. Богом клянусь, несмотря ни на что, я готов встать и поехать к нему. Потому что он не… он не переживет.

Но тут звонит стационарный телефон, и я снова хватаю трубку. И слышу голос Фентон:

– Итак, детектив, как вы узнали?

Я перевожу дыхание, закрываю глаза и секунду или две слушаю стук собственного сердца.

– Пэлас? Вы слушаете?

– Слушаю, – медленно отзываюсь я. – Пожалуйста, опишите, что именно вы нашли.

– Ну, конечно, с удовольствием. А потом вы как-нибудь угостите меня бифштексом.

– Да-да, – тороплюсь я, открываю глаза и вглядываюсь в сияющее синее небо за кухонным окном. – Вы только скажите, что нашли!

– Вы псих, – ворчит она. – Масс-спектроскопия крови Наоми Эддс показала присутствие сульфата морфина.

– Ясно, – говорю я.

– Вы не удивлены?

– Нет, мэм, – говорю я. Нет, я не удивлен.

Причина смерти не изменилась. Тяжелая черепно-мозговая травма от огнестрельного ранения в середину лба. Однако жертва нападения в период от шести до восьми часов перед смертью принимала производные морфина. Я совсем не удивлен.

Я снова закрываю глаза и вижу Наоми, уходящую из моего дома в красном платье, чтобы среди ночи попасть к себе и набраться кайфа. Наверно, у нее кончалась заначка и она тревожилась, потому что ее поставщик умер. Его застрелил Макгалли. По моей вине.

Ох, Наоми! Могла бы мне сказать.