Он украл ее мысли, взломал ее душу.
— Она прислала мне рукопись и сказала, что я могу делать с ней все что угодно.
Торгни мгновенно охватил гнев.
— Она была нездорова! И ты это знал! Ты знаешь, сколько она мучилась с этим романом?
— Она хотела от него избавиться, собиралась вернуться в Польшу и начать новую жизнь, она хотела забыть обо всем, что случилось, и она…
Сгорбившись, он уткнулся взглядом в колени и принялся вертеть на пальце обручальное кольцо.
— Несколько лет мне не удавалось ничего написать, вообще ничего, я был в полном отчаянии. Издательство дергало, банк тоже, денег на выплату кредита у меня не было, мы почти голодали. А я не мог выдавить из себя ни строчки. Я утратил способность писать, все исчезло. Я уже собрался предложить Алисе продать дом, как позвонили родители и сообщили, что от инфаркта умерла моя сестра, с которой я не виделся почти тридцать лет. Я слышал, как трудно им дается эта просьба, но они переступили через себя и спросили, могу ли я оплатить похороны… Я просто не мог сказать им правду. Не мог признаться, что у меня нет денег. Не мог показать, что я неудачник.
Он спрятал лицо в ладонях, и Торгни показалось, что он плачет.
— Я нашел ее рукопись, когда искал в гардеробной какой-нибудь старый текст. Она просто валялась там, и я… Халина сказала, что я могу делать с ней все что угодно. Я знаю, что я не должен был этого делать, но тогда у меня просто не было другого выхода.
— Нобелевский лауреат Аксель Рагнерфельдт! Прости господи! Неужели ты сам себе не противен?
Торгни выплевывал слова. Презрение обжигало язык.
Аксель сидел за столом, сгорбившись и глядя перед собой. Торгни видел незнакомца. Они никогда раньше не встречались.
— Ты же понимал, что тебя разоблачат. Что рано или поздно я прочитаю эту книгу.
— Она говорила, что ты не видел рукописи. Что ее никто не читал.
Торгни лишился дара речи. Годами он сидел с ней рядом, подбадривал, призывал ее не сдаваться, когда она отчаивалась. Комментировал каждое предложение, восхищался ее дарованием, убеждал, что текст великолепен.
«Не читал!»
— Я рисковал. Но мне казалось тогда, что хуже быть не может. Если бы я знал, что это привлечет столько внимания… Даже в самых дерзких мечтах я не мог предположить, что все так обернется. Я хотел лишь немного выиграть время, чтобы закончить то, что я тогда писал.
Он посмотрел на Торгни, но отвел взгляд, не встретив поддержки.
— Ты думаешь, я не раскаивался? Ты представляешь, каково мне? Ты же меня знаешь. Для меня все это нескончаемый кошмар.
Он встал и подошел к окну.
— Если бы я мог повернуть время вспять!
Наступила тишина. Звук из прихожей заставил Акселя оглянуться. Он подошел к двери и открыл ее, но там никого не оказалось. Убедившись, что их никто не слышит, он вернулся за стол.
— Торгни, я знаю, что у меня нет права просить тебя молчать, но я готов на любые условия.
Торгни фыркнул.
— Я отдам тебе половину премии.
Торгни удивился предложению. Мальчик, которого уличили в списывании на экзамене. Сейчас он что-нибудь придумает и выкрутится.
В голове у Торгни стучало, кровь пульсировала в венах. Человек, которым он вопреки всему восторгался, который всегда смотрел на него свысока, теперь извивался перед ним, как червяк. Куда девалась его осанистая неуязвимость, его на зависть сильный характер? Под преисполненным достоинства образом где-то на самом дне скрывалось ничтожество, настолько презренное, что даже воздух вокруг него начинал гнить.