— А как ты жила раньше, девочка? Пока не встретила Сережу? — спросила Милада задумчиво.
— Жила, как все живут. Ничего особенного у меня в жизни не было. — Катя улыбнулась. — Вы лучше пойдите отдохнуть, Милада Яновна, ведь вы устали с дороги… — сказала она, прижимая к груди руки, с которых стекала вода, и смотря на Миладу своими огромными светлыми глазами. — А я тут сама справлюсь…
На ее счастье, проснулся Лешка. Он закряхтел, собираясь поднять рев, и Катя рванулась к нему. Милада смотрела, как быстро и ловко Катя подняла тяжелого Лешку, стала его одевать. Не успел он пикнуть, как уже сидел на своем стульчике, умытый и одетый, и ел, отдуваясь, манную кашу, которую Катя, что-то приговаривая, запихивала ему ложкой в рот.
Тут пришел Сергей. Катя взглянула на оживленного, разгоряченного мужа, и Миладе опять показалась, что взглянула она как-то невесело.
— Быстро вы управились! — Глаза Сергея смотрели виновато. — Ну, тогда идем гулять! Идем все вместе в парк культуры. И Лешку берем с собой…
— Какая там прогулка с Лешкой? — сказала Катя снисходительно. — Знаю я нашего Лешку! Идите без меня, ведь вы же еще ни о чем поговорить не успели. Иди, иди, Сережа, не делай такого виноватого лица, пожалуйста…
Некоторое время Сергей и Милада молча шли по утоптанной степной тропинке. Было жарко; над далеким терриконом дрожало пыльное марево. Треск кузнечиков, гуденье проводов, шуршанье высохшей травы, в которой пробежала мышь или ветер перекатил катышек пыли, сливались в однообразный, бесконечный стрекот. Казалось, его источает и воздух, и сухая земля, и твердая, побелевшая от зноя тропинка… Впереди виднелся молодой шахтерский город, а здесь еще жарко дышала степь, и все запахи были широкие, степные, будто город стоял отсюда за тридевять земель.
— Ну, мама Милада? — наконец спросил Сергей, и Милада поняла, что сейчас он спросит о том, о чем думает и она. — Разговорились вы с Катей?
— Ты бы мне ключик оставил. — Милада засмеялись. — К ней-то, к Катюше твоей, ключик не так легко подобрать…
— Наверное, ничего она о себе и не рассказала. А ведь у нее знаете какая жизнь была? — Сергей покачал головой. — Целый роман! Когда она еще в пятом классе училась, с ней на парте сидела девчонка, Фросей звали. И не то чтоб они закадычные подруги были, а так, больше по соседству. И случилось с этой Фросей вот что. Нашла она в степи в канаве какую-то блестящую штуковину, повертела в руках, поковыряла и решила камешком стукнуть, чтоб открыть. Только ударила — запал и взорвался! Секунда одна — и вместо веселой маленькой девчонки лежит в степи несчастная слепая, лежит и незрячими кровавыми глазами в небо смотрит… — Сергей помолчал. — И стала моя Катя для этой Фроси и поводырем, и глазами ее, и учителем, и памятью. В школу водила и из школы, каждый день после уроков шла к ней заниматься, уговаривала, когда та отчаивалась, молчала, когда та была несправедлива, отказывалась, когда та просила ее отдохнуть. И так не день, не два, а почти шесть лет, пока слепая кончила школу с золотой медалью и отца ее перевели в другой город. В это время Катя поступила на работу в автобазу. Тут мы с ней и познакомились. И вот какая случилась история… — Сергей задумался. — Пригласил я ее первый раз в кино. Сидим рядышком, веду я интеллигентный разговор — про один фильм, про другой… Вижу, Катя моя жмется, краснеет и помалкивает. Вспомнила какую-то допотопную картину и опять молчит. Ну, думаю, пропал я! С виду-то девушка ничего, а на деле — дремучая тайга… И тут выяснилось, что она за эти шесть лет всего несколько раз в кино заглянула. Как-то, говорит, совестно было. Рассказала она мне все это и вдруг носик свой вздернула: «Только вы, пожалуйста, не думайте, говорит, что я ангел! У меня, между прочим, ужасный характер, и я очень даже злая! А кино я просто не люблю». Смотрю я на нее и думаю: «Знаю я, какая ты злая! Я тебя, такую злую, по всему свету искал». — Он улыбнулся. — Вот так и живем. Уже три года.